ьство Aleksandra, 2008
© E-raamat Kirjastus Aleksandta OÜ, 2020
«Познай, где свет – поймешь, где тьма».
I. ДОРОГА
Дорога тянется лесом. Прохладно. Воздух после дождя душист и легок. Малыши, трехлетний Женя и годовалая Ирина, подпрыгивают на тряской телеге – на ней наши вещи. Мама и я идем следом. Ноги расползаются по глинистой земле. В колее вода. Дорога тянется и тянется. Лесок, овраги, поля, опять лес. Еще никнут мокрые деревья, ветки – только задень – окатят тебя холодными каплями, но лужи уже светлеют – вот-вот пробьется солнце.
Мы идем в неизвестность, но нам, после тесноты теплушек, скученной, душной – не передохнуть – ночи в трюме парохода, после ночевок под стражей на грязном полу недостроенного клуба в Лебяжьем, нам дышится легко и сладостно. Темные в этот пасмурный час ели, неяркая зелень лугов, запах прошлогоднего листа – все родное и ласковое. Здравствуй, незнакомая земля, с тобой не страшно – я люблю тебя. Ты так же близка мне, как и берега далекого теперь Балтийского моря, где прошли мое детство и юность. Там, в такой вот день, серебрятся на дожде сосенки, песок под сухой корочкой холодный и совсем сырой, низко над морем серо-лиловые тучи, жидким оловом поблескивает темная волна, отражая неожиданный солнечный луч. Эти давние летние дни так четко остались в памяти. Я еще девочка. Я сижу на камне у самой воды и слушаю море. Поднимаются, клубятся, нагоняя друг друга, тяжелые тучи. Вот, наконец, показалась на горизонте узкая, как меч, золотая полоса. Мне не хочется уходить, мне кажется чудесным и суровое море, и одиночество. Но волна окатила босые ноги, и сразу стало холодно. А дома, на веранде, мама, наверное, зажгла керосиновую лампу, меня уже тянет в уют и тепло, и тут же захлопнулась щелочка, через которую, показалось на миг, я вот-вот загляну в вечность…
– Мама, а мы скоро приедем на дачу? – Женечке надоело трястись на телеге, ему хочется идти пешком.
– Потерпи, сынок, скоро, – говорит молчавший до сих пор возница.
В глухой маленькой деревне нас встретила толпа любопытных женщин. Одна из них, весело блеснув глазами, подошла первой.
– Бабушка, ты бы хоть платок надела, холодно голове-то.
Мама улыбнулась. Платка она никогда не носила, а шляпу по дороге сняла.
– А как ее носят-то? – спросила веселая Аня, и когда мама протянула ей шляпу, она, быстро скинув платок, надела ее как-то смешно на затылок. Все засмеялись немного смущенно – «уж она у нас такая». Милая деревенская красавица, ей первой придет через несколько месяцев похоронка, и озорные глаза ее надолго застынут, отчужденные и горестные.
Но сейчас все мужчины еще дома – они деловито помогают нам устроиться.
– Ничего, приживетесь. Отдыхай дня два, а потом айда на работу, – говорит председатель колхоза. – А детишкам авансом выдам пшеничной муки, что ли, с голода не помрут.
Разбудило нас солнце. Дождя как не бывало. Узкая тропка вела от избы вниз, к заросшей лозой речушке. Солнечными зелеными бликами рябило дно, целительной была тишина деревенского утра. Я стирала белье, и мне хотелось с дорожной грязью смыть тяжелую дорожную тоску, но память моя все возвращалась к последним страшным дням и неделям.
Когда-то мой маленький мир казался нерушимым. Просторные комнаты в деревянном двухэтажном некрасивом доме на очень тихой таллиннской улице близ Кадриорга. Наша семья: Женя – мой муж, маленький Женечка с серьезными задумчивыми глазенками на круглом лице, Иришка, которая будила нас по утрам веселым щебетом, а рядом в комнате с вещами из прошлого – кресла, овальный стол красного дерева, немного датского фарфора, фотографии, старое-престарое пианино – мама, не старинный портрет в этой красивой раме из вещей, а живая мама, которая жила в нашем мире и никогда не старела. И еще моя сестра, русая девушка с певучим именем Аленушка, с чуть загадочной улыбкой и детскими глазами. И в этот бездумный сегодняшний день с книгами, друзьями, поездками на дачу вошло что-то чужое и страшное. Немцы напали на Польшу. Франция в огне войны. С Запада приходят неясные вести, никто не знает, верить им или нет: в покоренной Польше людей выгоняют из своих домов и квартир. Евреев куда-то увозят. В Таллинне заседает комиссия из Германии: немцев приглашают заселить Польшу – «исконную немецкую землю».
«Будет война с Россией, здесь оставаться нельзя, – шепчутся иные, – надо уезжать, там безопаснее».
И вот потянулась длинная вереница – сперва промышленники, владельцы фабрик и магазинов, потом, со скорбью расставаясь со своими вековыми, но обедневшими гнездами, потомки тевтонских рыцарей, надменное балтийское дворянство и, наконец, люди без роду и племени, отрекшиеся от своего имени и отечества – эти, правдами и неправдами доказывая свое немецкое происхождение, как милость выпрашивали покровительство и приют. «Der Fuhrer ruft!» – и тысячи людей с детьми и вещами устремились в гавань. Это было продуманное, хорошо организованное бегство. «Nach Fаtегland» – на ту родину, которая уже столетиями ни для кого из этих людей не была родиной. Многие не спасут этим бегством ни своего имущества, ни даже своей жизни – война настигнет и поразит их всюду. Некоторые выкарабкаются