курочки, мышки, ежи, бабочки, божьи коровки.
– Боже мой, – сокрушалась Ветлова, глядя на леса. – Сева, что там делаешь?!
– Вкалываю! Вон сколько ещё колеров осталось. – Кивнул на железные банки. – Завтра закончим, приходи, бери!
Подошел Епихин в задубевших от краски джинсах. У него появилась бородка клинышком, как у Гулова.
– Чьё общее решение?
– Фильки! А что, плохо? – с трудом разгибая спину.
– Плохо, – смягчив ответ кислой улыбкой.
– О! О! О! Какая гордая! – Чуркин свесил с лесов ноги в кедах и постукивал по перекладине кисточкой.
– Не росписи плохие, общее решение не найдено и везде сбит масштаб.
– Худсовет без твоего чуткого руководства недоглядел, – вздохнул Епихин.
– Ты, Ветлова, проходи, давай, спешим закончить! – Сева был бригадиром. – Завершим цветистое дело, тогда приходи смотреть.
Как слепцы на картине Брейгеля, – подумала Ветлова, – держатся за плечи друг друга и дружно идут в болото.
– Ну что ж, Бог в помощь. – Ветлова стала спускаться по лестнице, нагнув повинную излишней критикой голову, чтоб не разбить лоб о нагромождение лесов. Пошла в фонд.
Её встретил на лестнице Секретов, снял перед ней шляпу с зеркальных седеющих волос, сдвинул каблуки лаковых туфель и покорно уронил голову. Его фетровая шляпа неожиданно упала к её ногам. Если бы Вера не замерла от удивления, шляпа покатилась бы по ступеням вниз.
Филипп такого надругательства не допустил.
– Чебурашка – то, Филипп Николаевич, не получилась. Галоп верхом на кисточках…
Секретов и сам взглянул на Ветлову с сожалением:
– Все хорошо будет, вот увидите, все хорошо, – озабоченный теперь формой собственной шляпы. И добавил. – Зайдите к мастеру Додину, в распределительной комиссии музыкальную школу на вас записали.
– Благодарю, – озадачилась Вера заботой о ней Секретова.
– Видели мою стенку с «Теремком» на втором этаже от окна справа? – Вам понравилось? Разве стенка моя плохая?
Ветлова растерянно хлопала глазами:
– Хорошая, – выдавила из себя фальшь.
– …Нет у вас смиренномудрия, Вера Николаевна, – вздохнул Секретов.
– Да ведь не о том речь! – Филипп толком и не знал, о чём глагол. – Притронулась к его руке, сжимавшей шляпу, – не сердитесь на меня, пожалуйста. – И пошла к мастеру производства за новым заказом.
19. О смиренномудрии.
Объект был небольшой, и Ветлова согласилась, хотя предыдущая работа была ещё не сдана. Разложила новые синьки на столе и опять мысли её погнались по кругу, вытесняя жаркую влюбленность в прежний объект. Стремительная, но пока незрелая идея, захваченная вихрем многовариантности, наталкивалась одна на другую, развеивалась в прах легкими черновыми кальками, пока Вера не взяла верный след. Кончик острого карандаша или рейсфедера, шурша вдоль рейки на колесиках, играл по жесткой ватманской бумаге, как мягкая кисть.
Утро было дождливое. Вера взяла