Ты не думаешь, что я заслуживаю лучшего?
Ребус клюнул Пейшенс в щечку, поставил стаканы на стол и сел рядом с ней.
– Я взял тебе двойной, – сказал он.
– Вижу. – Она подняла стакан. – Для тоника места почти не осталось, да?
Они сидели в заднем зале заведения под названием «Конский волос» на Бротон-стрит. За дверью был виден бар, как водится шумный. Собеседники здесь сидели словно дуэлянты, шагах в десяти друг от друга. В итоге все в зале кричали, будто при перекрестном огне или коротком замыкании. Шумно, но весело. Во втором зале было спокойнее. Здесь вдоль стен буквой U располагались мягкие сиденья, стояли рахитичные стулья. Узкие ромбовидные столы были привинчены к полу. По слухам, мягкие сиденья были набиты конским волосом еще в 1920-е годы. Отсюда и название – «Конский волос», а настоящее, прозаическое название все давно забыли.
Пейшенс вылила в свой джин половину маленькой бутылочки тоника, а себе Ребус взял пинту индийского светлого.
– Твое здоровье, – без особого энтузиазма сказала она и добавила: – Я прекрасно понимаю, что для этого есть какая-то причина. Не просто же так мы сюда пришли. Вероятно, это имеет отношение к твоей работе?
Ребус поставил стакан.
– Да, – ответил он.
Она подняла глаза к потолку в никотиновой копоти.
– Господи, дай мне силы, – сказала она.
– Это ненадолго, – сказал Ребус. – Надеюсь, мы успеем зайти еще куда-нибудь… в достойное тебя место.
– Не нарывайся, свинтус.
Ребус опустил глаза в свою кружку, размышляя о различных смыслах высказывания Пейшенс. Потом в его поле зрения возник кто-то из вновь вошедших, и Ребус с места помахал ему. Молодой человек подошел к ним, устало улыбаясь.
– Не часто доводится видеть вас здесь, инспектор Ребус.
– Садись. Я угощаю, – сказал Ребус. – Пейшенс, позволь тебе представить: один из лучших молодых репортеров Шотландии – Крис Кемп.
Ребус встал и направился к бару. Крис Кемп подтащил к их столику стул и сел, предварительно проверив его на прочность.
– Не иначе ему что-то от меня нужно, – сказал он Пейшенс, кивая в сторону бара. – Он знает: немного лести, и из меня можно веревки вить.
Не то чтобы это была бессовестная лесть. В Абердине Крис Кемп не раз получал премии за работу в вечерней газете; в Глазго, куда он потом переехал, его назвали лучшим молодым журналистом года; оттуда он переместился в Эдинбург, где последние полтора года пытался, по его собственному выражению, «расшевелить болото». Все знали, что настанет день – и он уедет на юг. В Шотландии ему «расшевеливать» практически нечего. Он и сам это знал. Это было неизбежно. Его держала здесь только подружка-студентка, которая через год заканчивала университет и слышать не хотела о переезде на юг, по крайней мере до диплома…
Когда Ребус вернулся от барной стойки, Пейшенс уже знала про него все это и еще немного. В глазах у нее стояла скука, чего Крис Кемп – при всех своих замечательных качествах – не замечал. Он говорил, а она, слушая его, думала: стоит ли Джон Ребус всего