спасти их, это всё равно что не спасти самого себя.
Рамирес регулярно посещал стройку, проверяя ход работы. Заодно вёл с Романом беседы на тему того, что истинные локусяне это те, кто обладал полной свободой, которую давал феном «Рамирайзер» в сочетании со смелыми экспериментами Джо Венцеля и Биопанков.
– Это только начало, раб, – благодушно сказал Рамирес. – Знаешь ли ты, что твой буст – это не предел?
– Нет слов… – искренне изумился Роман. – Куда же ещё выше? Мои атрибуты и без того под потолок…
– В том-то и беда, что ты всё ещё меряешь себя атрибутами. Но тела синтезанов имеют больший потенциал, чем тот, который мы раскрыли благодаря моему феному и биопанковскому бусту.
– Ты уже раскрыл этот потенциал? – спросил Роман, подразумевая гигантское тело Рамиреса.
– Ещё нет. – Рамирес ткнул себе в грудь пальцем. – Это тело такое же дерьмо как и твоё или какого-нибудь идиота, который превратил себя в орка, опустившись до скотского состояния вымышленного персонажа в реальном мире.
– Неужели можно как-то и дальше улучшать себя?
– Можно. Но пока что мы не знаем как. Я, Монтана и Джо ищем способы, но ограничения, наложенные на синтезанов, сильно мешают. У Монтаны есть теория, что истощение бинарного массива – это специально заложенная в нас функция. Что-то вроде запланированного устаревания.
«Поэтому вы используете подопытных вроде меня», – горько подумал Роман.
Вслух же признался:
– Честное слово, теперь я понимаю, о чём ты говорил мне до буста.
Роман не льстил Рамиресу. Он вообще подозревал, что вся его игра в рабовладельца была тонким издевательством над окружающими. Словно Рамирес изучал, насколько далеко другие локусяне зайдут в серьёзном отношении к ней.
Роман не спорил с ним, хотя в рассуждениях Рамиреса было много противоречий. Да и как тут поспоришь, если он во многом был прав? У Романа появилось к нему серьёзное уважение. Рамирес стал чем-то вроде наставника.
***
Первая сборочная линия была готова на 31-й день 12-го сезона. Проверив все системы и отогнав с этой линии стройботов, Роман дал инженерам разрешение на запуск производства первой фьюжн-пушки.
Будущий дирижабль принадлежал Бенни Шостакову, поэтому уже имел название – «Беншо».
Сам Бенни, Рамирес и более тысячи его комиссаров стояли на балконе наблюдательной башни. Роман и рабы расположились внизу. На пропитанной радиацией и химикатами земле. Роман поглядывал на Рамиреса, ожидая хоть какого-то признака похвалы. Но Рамирес не смотрел на него, что было странно.
Когда сборочная линия ожила и загудела, а многочисленные конвейеры заработали, внося в гудение многократно умноженный шелест, все комиссары возликовали. Кто-то начал палить в воздух, кто-то орал, что «Теперь всем дебилам хана». Кто-то обещал всем рабам «плюс сто тысяч экспы».
Но только Рамирес вежливо похлопал, и опять же не посмотрел на того, кто сделал невозможное,