Луизу вернуть куклу.
Когда они шли по берегу озера, Петронелла взяла Луизу за руку.
– Тинусу ночью было так плохо, – прошептала она. – Его рвало. И пахло ужасно.
Позже посреди утренних занятий Петронелла неожиданно встала и без разрешения направилась к выходу.
– Ты куда, Петронелла? – резко спросил Хендрик Левен. Она повернулась и посмотрела на него. Лицо ее было очень бледно. Потом, ни слова не сказав, девочка упала.
Вечером отец сказал Луизе:
– Минхеер ван Риттерс приказал прервать уроки. Никому из нас не разрешается заходить в большой дом, пока болезнь не пройдет. Мы останемся во флигеле.
– А что мы будем есть, папа? – спросила Луиза, которая, как и ее мать, всегда была практична.
– Мама принесла из кладовки снедь: сыр, ветчину, сосиски, яблоки и картошку. У нас здесь есть небольшой огород, и еще кроличий садок и цыплята. Ты поможешь мне работать на огороде. Мы продолжим уроки. Теперь, когда глупые дети тебя не сдерживают, ты будешь продвигаться быстрей. Это будет как каникулы. Мы не позволим тебе скучать. Но тебе воспрещается покидать сад, понятно? – сказал он серьезно, расчесывая красный укус блохи на костлявом запястье.
Три дня они наслаждались жизнью. Но на следующее утро, когда Луиза помогала маме готовить завтрак, Энн потеряла сознание у плиты и плеснула себе на ногу кипяток. Луиза помогла отцу отнести ее по лестнице наверх и уложить на большую кровать. Они закутали обожженную ногу бинтами, пропитанными медом. Потом Хендрик расстегнул воротник Энн и с ужасом увидел на горле красное кольцо роз.
Лихорадка налетела на Энн, как летняя гроза. Через час ее кожа покрылась красными пятнами и казалась на ощупь обжигающей. Луиза и Хендрик принесли холодной воды из озера.
– Будь сильной, дорогая, – шептал жене Хендрик, а она металась на пропотевшем тюфяке. – Господь защитит тебя.
Ночью они по очереди сидели у постели больной, но утром Луиза вскрикнула и позвала отца. Когда он поднялся, Луиза показала на обнаженную нижнюю часть тела матери. В паху с обеих сторон, на соединении бедер с животом, видны были чудовищные нарывы размером с кулак Луизы. Они были твердые, как камень, и черно-лиловые, цвета спелых слив.
– Бубоны!
Хендрик прикоснулся к одной опухоли. Энн дико закричала от боли, вызванной легким прикосновением, и испустила столб газов и жидких испражнений, запачкав постель.
Хендрик и Луиза сняли ее с вонючей постели и уложили на чистый тюфяк на полу. К вечеру ее боль стала столь сильной и мучительной, что Хендрик больше не мог выносить криков жены. Глаза его налились кровью, в них была мука.
– Принеси мою бритву, – приказал он Луизе.
Она побежала к умывальнику в углу спальни и принесла бритву. У нее была прекрасная перламутровая ручка. Луизе нравилось по утрам смотреть, как отец мылит щеки, а потом срезает белые мыльные хлопья блестящим лезвием.
– Что ты будешь делать, папа? – спросила она, глядя,