охотником за искрой пещерного огня, который разожжет ее любопытство к нему, стоящему от нее не так далеко, как казалось ей. Одежда маскировала ее наготу, а лицо подлинные чувства. Ему хотелось наглой и твердой разгадки. Он бы хотел вкусить ее открытую симпатию, поддаться легкой игре, догадываясь о ее настоящих чувствах ко всему вокруг. Но время не было готово пригласить их обоих на танец души и духа. Ему была важна не просто женщина. А особая встреча. Ему была важна жрица, богиня, которой он будет поклоняться и которую будет чтить, боготворить вечно. И дело совсем не в том, чтобы подчиниться ей, а в том, чтобы создать главным образом духовный союз, где взаимодействие будет выстроено не на плотском уровне, но на квантовом. Его целью было создание глубинной духовно-эмоциональной связи невиданного масштаба и охвата. Он хотел полностью реализовать свой внутренний потенциал в свободной, незашоренной любви к одной женщине. Он хотел сблизиться с ней на таком уровне, что все материальные вещи, приносимые к ее ногам и дети, рожденные от нее, были бы лишь логическим продолжением существования глубинной любви между ними. Он не мечтал найти сказочную безоблачность. Он понимал, что придется по-настоящему трансформироваться в этих отношениях. Но характер трансформации был бы изначально как необходимость, а не навязанная кем-то обязанность. Он чувствовал, что с этой женщиной станет другим – более успешным, подтянутым, светящимся. Он очень хотел сделать ей приятно и хорошо, дать ей почувствовать себя женщиной рядом с ним, мужчиной. Она становится женщиной рядом с тем, кто становится мужчиной. Он очень хотел дать ей почувствовать себя счастливее рядом с ним. Но она вышла из автобуса, а он так и не успел узнать даже ее имени. Этот странный незнакомец, похожий на мужчину, едва сдерживал приступившую к нему тоску, хлынувшую в самое сердце. Он упустил женщину, которую возможно никогда не встретит. И все же он не крикнул водителю автобуса, чтобы он остановил транспорт. Он не дернул стоп-кран. Покорность, владеющая всей его сущностью, была сильнее его личных амбиций и желаний. И он подчинился моменту, который увлек эту женщину прочь от него. Мужчина доверял моменту. Поскольку момент для него был таким же ценным осколком бытия, как и самое бытие. Крошка хлеба – это тот же хлеб. А эмбрион – уже человек.
Как, наверное, уже понял читатель, таинственный мужчина неопределенного пола шел один по улице, а затем сел в автобус. Он ехал в никуда. Бесцельность жизни и была его внутренней целью. Бесцельность была порогом, о который запинались ограниченные социумом люди, окружавшие его повсюду. Целеустремленные обезьянки, за которых все решили и чьи цели запрограммировали церковь, правительство и коммерция. Он презирал этих людей, хотя уважал их достижения и свершения: красные дипломы, детские велосипеды и дачи на Средиземном побережье. Презрение жило у него как отрицание нелепости эгоистических стремлений. А эгоистические стремления были чем-то мелким, несуразным, неестественным. Как то, что искусственно