привкус морской соли, винограда и марокканского лимона. Он и не забыл, каково заходить в дешевую столовую и бросив пару слов на киношном французском уже немолодой женщине на кассе, неотрывавшей от него карих глаз, идти с ней в туалет, где он снимал с ее волос старую заколку, нюхал ее и ущипнув этой заколкой ее нос, нежно сжимал ей горло, подавляя вспыхнувший смех. В поцелуе с ней, погружаясь в запах женского пота, табака и дешевого ванильного одеколона, он ощущал дикий, первобытный голод. Выходя из туалета по одному, его глаза вдруг видели ее через каких-то 28 лет лежащей мертвой на полу от удара ножом неадекватным ухажером из провинции, которому она даст закурить на вокзале. Она лежит в луже крови темно-клюквенного цвета. Недвижима, мертва, остывающая женщина, чей запах и чью теплую плоть он ощущал несколько минут назад. Не сказав ей ни своего имени, ни своей фамилии, он просто дал ей то, в чем она действительно нуждалась, как нуждаются и все миллиарды людей – чувство жизни. Он знал, что она не забудет его. И садясь за простой стол, на котором стоял наваристый украинский борщ, соленые огурцы, черный бородинский хлеб и похолодевший от страха холодный графин с водкой, он благодарил за угощение эту немолодую женщину, поправляющую прическу, стоя снова на кассе. Да, этот мужчина неопределенного пола и возраста в чем-то был очень определен – например в том, чтобы удовлетворять любую открывающуюся для него потребность в жизни, пока смерть не вступит в свои владения, прекратив всякие удовольствия для нас. Например в том, чтобы не придавать значение тому, чему кто-то значение уже придал. Люди придали значение поиску еды, ночлега и секса. Этот же любовник жизни не считал, что это то, что нужно искать. Напротив, все эти базовые искомые блага он видел перед собой как настолько незащищенный никем дар, преподнесенным ему свыше, словно он первый хищник мира, созданный на шестой день творения самим Господом Богом, а прямо перед ним, в жаркой саванне, в поломанной погоней сухой траве лежит исдыхающая нежная антилопа с упругой шеей и разорванным боком. Бери и вкушай.
Земля. Миллиарды людей кишат на планете в поисках еды, ночлега и секса. Изысканное сострадание, которое он чувствовал к людям, бегущими от смерти и тоски, топтало его правый висок, на котором пульсировала искривленная Господом Богом вена. Он хотел прекратить мучения людей, прошептав им некое волшебное заклинание, которое избавило бы их от страха, безнадежности и гнева. Но он был никем и ничем, несуществующим робким лепетом березовых листьев, мягко шелестящих ветром под окном хрущевского общежитья; ползущим светом вечернего солнца цвета топленого масла, застилающим вертикальное пространство многоквартирной высотки в центре Москвы; плывущей по спертому воздуху вязью табачного дыма от тонкой сигареты уставшей женщины в закрытом петербургском баре; раскинутой сетью многословных неразборчивых реплик на кавказском базаре, где одновременно пахнет влагой гниющих от спелости помидоров, свежим чесноком, травами и козьей шерстью. Застенчивый, многозначительный