доносится из курилки.
Гитарист наливает себе стакан чистого виски.
– И я, пожалуй, пригублю.
Барабанщик кидает взгляд на Артиста. Не дожидаясь ответа, он суетливо чокается с гитаристом и делает жадный глоток.
– А че? Вещь! «Джеймесон» все-таки…
– Пошли, пошли, пацаны! – поторапливает стейдж-менеджер.
Группа уходит. В проеме между сценой и коридором я вижу силуэт Артиста, который считает про себя, вставляет инэйр и выходит на сцену.
Мы остаемся вдвоем. Нас опять бросили на сорок минут. Никита делает вид, что очень занят, бегает из гримерки то на второй этаж зала «слушать звук», то в пультовую, то на улицу.
– Ты от меня бегаешь? – Я спрашиваю в лоб.
– Нет! – Он таращит глаза, стараясь быть убедительным.
– Все нормально?
– Конечно, ты чего! Есть фильтр?
Ничего не нормально. Все ненормально. Все сломано. Мне больше никогда не нальют ванну, не сыграют через дверь «My girl», не пошутят на тему «Задница – метр!» у какой-нибудь координаторши. Мы не будем соревноваться в игре «чья девка краше» и «чей номер ночью громче». Все безвозвратно и стопроцентно похерено этой ночью.
– А чего тут обсуждать? Работать дальше надо. И все.
Его клинит и он повторяет:
– И все. И все.
– О`кей. Все – так все. Работаем.
Стейдж-менеджер садится крутить косяк, я иду в гримерку Артиста и смотрю на свое грустное лицо в зеркале. Обиднее всего, что вся эта охрененная псевдоромантика случилась в самом высоком здании по дороге из аэропорта Шереметьево. Обидно, что он обвел меня вокруг пальца.
«И все! И все…»
Через сорок минут группа сходит со сцены. Все как будто бухали без продыха, концентрация кумара и агрессии в воздухе запредельна, но основное отрицательное шкалит только от одного человека из коллектива.
– Уважаемый менеджмент, гребаный крот, – мерзко вопит басист, – а где мой бруcничный пирожок, на хуй?
– Да вон же он. В холодильнике, чтоб не испортился, туда-сюда! – ткнул в витрину холодильника для напитков стейдж-менеджер.
– А я это, бля, как понять должен? Телепатически? Сквозь тернии к звездам, а?! Угадай мелодию?!
– В битву экстрасенсов тебя точно не возьмут! – ржет Никита.
Опытный менеджмент никогда не пойдет на прямой конфликт с группой. Особенно сразу после концерта. У стейдж-менеджера стальные нервы.
Я достаю из холодильника пирог и ставлю его перед басистом.
– А вилку?! Есть вилка тут?! Что за сервис, ебать ту Люсю!
Если бы вилка оказалась у меня в кармане, я не удержалась бы и воткнула ее прямо в его жилистую правую руку. Слышу хруст поврежденных сухожилий. Опытный менеджмент никогда не пойдет на прямой конфликт с группой.
Заходит Артист. Басист затыкается, никто резко ничего не требует, никто не орет, не истерит и не выебывается. Примерный полуголый мальчик басист вместе с остальными ребятами остывает после выступления.
– Поехали? –