Когда они подбирались слишком близко, мне приходилось прятаться за мусорными контейнерами и машинами. Внушительный ком, который я собой представляла, вполне мог сойти за кучу мусора и, наверное, потому меня ни разу не заметили.
Когда видимость стала практически нулевой, я уже оставила позади самый трудный путь, а именно – несколько десятков домов и возвышающуюся над ними школу. Серая верхушка проводила меня одноглазым взглядом небольшого чердака и была такова. Снег смёл её, будто надоедливую кипу невзрачных бумажек и, войдя во вкус, заметался по улочкам разъярившимся зверем. Взметающиеся с крыш и дорог вихри сталкивались друг с другом в неистовой схватке, заволакивали одеяла сырыми комьями и постоянно заставляли меня приостанавливаться. Но всё это было лишь мелочами, которые при желании можно было преодолеть.
«Можно и нужно преодолеть».
Я крепко ухватилась за эту мысль и упорно её не отпускала, боялась потерять в колючем ветре и больше не найти. Метр за метром я продвигалась вперёд и лишь изредка поднимала взгляд на дорогу, чтобы убедиться в правильности выбранного направления.
В один из таких моментов я и заметила его – тощего рыжего кобеля, едва различимого на фоне показавшейся спереди церкви. Пёс стоял в самом центре дороге. Его тело было слегка прижато к земле, а сам он застыл в неестественно напряжённой позе. Потрескивающие снежные колтуны яростно трепали его шерсть, а он просто стоял и смотрел на меня совершенно одичалым взглядом. Всё в этом звере было самым обыкновенным и незапоминающимся, но эти его глаза – бесцветные, переливающиеся яростью и паникой глаза; они поразили меня до самой глубины души.
Зверь стоял ко мне боком. Он совсем не шевелился, но едва я сбросила оцепенение и решилась отступить назад на пару шагов, тут же пришёл в движение. Безмолвной тенью пёс сорвался с места и помчался ко мне.
Я не кричала и даже не попыталась убежать. Лишь успела прикрыть лицо ворохом тряпья, прежде чем облезлая морда приблизилась ко мне вплотную. Я сжалась в единый дрожащий комок и оказалась в полной тьме, в своём крохотном уютном мирке, который должен был спустя мгновение разорваться в клочья и высвободить меня навстречу страшной гибели. И пока это мгновение длилось, даже зажмурившись, я видела осунувшуюся морду зверя, его серый лик, наполненный ужасом и невыносимыми страданиями.
Удивительно, но расправе не было суждено свершиться. Прошла секунда-другая, а всё ничего не происходило. Тогда я выглянула наружу; осторожно, борясь с навязчивым чувством страха, отстранила рукой одеяла. Улица оказалась абсолютна пуста. От недавнего появления собаки совсем ничего не осталось; ни единого следа, – даже снег в том месте, куда ступал зверь, оказался девственно чист, не тронут никем и ничем, кроме самой стихии.
Дрожа и что-то бессвязно бормоча, я медленно посмотрела на церковь – неимоверно старая, с обломанной верхушкой и облупившимися стенами, она представляла собой вид крайне печальный, но и зловещий.