а проезжую часть, под грузовик. Смерть. Казалось бы, секунды не хватило до радостных объятий. Или, к примеру: живут муж с женой лет сорок, душа в душу. Не ссорились даже ни разу, никто не изменил друг другу – все знакомые завидуют, а зря. Потому зря, что один из них всё равно умрет раньше, а другой останется жить – в тоске и жутком одиночестве, до самой остановки своего истерзанного болью сердца. А бывает, что… В-общем, бывает всякое.
– Сюда иди.
На привычную фразу командира последовала вполне адекватная реакция всех бойцов группы: восемь пар глаз послушно ожидали дальнейших указаний. Над базой повисла традиционная пауза в несколько секунд. Прозрачный украинский воздух лениво колыхался ветром в высоких кронах лиственного леса, а где-то у озера неистово работали дятлы. Расположенная в низине база создавала эффект своеобразного колокола, когда внешние звуки воспринимаются человеческим ухом почти как далекий, еле слышный, фон. Это, в свою очередь, позволяет частично скрыть шум происходящего и внутри самой базы, а потому менее привлекает внимание предполагаемого противника. Особенно четко ощущается такая звуковая граница часовыми, находящимися метрах в пяти-восьми от группы: голоса сослуживцев им практически никогда не слышны. Старший лейтенант Бедный отвел в сторону бинокль и, взглянув на Вадима Ковалева, безразлично ухмыльнулся. Тот, подскочив к командиру, вытянулся во весь рост. Не дав бойцу доложиться по форме, Бедный выругался на него и велел присесть.
Вадим прослужил уже полгода. Для учебки это – срок значительный, превращающий молодого человека в выносливое существо с двумя-тремя основными потребностями. Первая, она же главная: сон. Сон самой различной продолжительности и глубины, в любом месте и в любое время. Мнение физиологов-теоретиков не в счет: спать можно не только стоя, но и во время ходьбы, с открытыми глазами и даже… перечислять долго, иными словами – спать можно по-разному. Далее, в зависимости от особенностей организма, следуют либо еда, либо желание «зашкериться».
– Радиостанцию оставишь Воробью, автомат с собой. Проверь вон ту развалину.
Старший лейтенант указывал рукой на остатки скособоченной избы, находящейся метрах в восьмистах от базы, на самом краю высокого леса. День был солнечный, видимость отличная, а значит, придется двигать по лесу вокруг всей поляны, километра два. Не расстояние, конечно, но завтрак должен был начаться минут через пятнадцать. На каждого бойца – банка тушенки, плитка шоколада и четвертинка настоящего, хотя и слегка зачерствевшего за два дня, хлеба. Жрать-то как хочется…
Это и есть вторая основная потребность. Помнится, до распределения по частям еще на призыве, Вадим вслед за ребятами выкидывал домашние продукты прямо из автобуса, который вез их в экипаж. Гражданская жизнь, как казалось тогда, с мамиными пирожками и котлетами – ерунда. Начинается настоящий армейский режим, где прием пищи – просто один из пунктов в распорядке, не более. А есть захотелось сразу же на следующий вечер, когда на камбузе дежурный грохнул на стол семилитровый лагун с соленой и воняющей рыбой, водой, в которой плавали два разваренных зеленых помидора. Меню для десяти одичавших от незнакомой обстановки новобранцев дополняли буханка хлеба и тарелка с жареной мойвой. Помнил Ковалев и убогий интерьер того камбуза, и толстого капитана третьего ранга, сидевшего за дальним столом: тот пальцами доставал из стоявшей перед ним необъятной тарелки большие куски жареного мяса, которые глотал незамедлительно, почти не жуя. Очень хотелось Вадиму подойти к разжиревшему морскому офицеру, забрать мясо, а затем заставить его сожрать все семь литров вонючей рыбной баланды. Однако шокирующая атмосфера настолько сильно давила на новоиспеченных матросов, что даже размышления на подобные темы казались крамольными и достойными серьезного наказания. Где вы, мамины пирожки?
– Есть, товарищ старший лейтенант.
– Осторожней там, без самодеятельности и излишнего любопытства. Давай.
– Разрешите вопрос.
– Ну?
– Разрешите вместе с матросом Кориным, если вдруг нести чего?
– Один. Всё, пошел.
– Есть.
А теперь – что значит «зашкериться». Глагол от сладкого существительного шкера. Или шкерка, шкерочка. Это то место или ситуация, где можно на время отдохнуть от службы. Например, в наряде по камбузу, если поставят выносить отходы: донес до бачков, и можно зашкериться минут на пять. Перекурить, если есть что и никто не видит. А бывает и минут двадцать, если отправят куда-нибудь в другое место.
Через полчаса Вадим разглядывал из леса ничем не примечательную постройку – почерневшую от времени, невысокую, хотя и довольно большую, избу. Понятно было, что в ней никто не жил уже лет десять-пятнадцать, а может – и все двадцать пять. Серая черепичная крыша давно прогнулась и держала на себе оставшуюся после дождя воду. Кое-где из щелей проглядывали трава и мох. Прямо как в русских сказках. Обойдя дом по лесу, Вадим стал пробираться через кусты к забору. Конечно же, здесь пусто.
Зайти внутрь можно было лишь со двора – там зиял дверной проем. Сама дверь