Анголе любой боец может рассказать. Каждому – свое, как говорится. ДПЧ тоже ведь про йогу ничего не знает, а в китайской гимнастике, надо полагать, будет спецом скоро.
– Ты про какие подвиги тут мне лапшу на уши вешаешь, матрос? Не был я ни в какой Анголе.
– А на Кубе?
– На Кубе был, а в Анголе – нет. А что говорят-то?
– Да, всякое…
– Так. Товарищ матрос, я спросил: что говорят? Отвечай.
– Вы же только что сказали, что я заткнуться должен, если меня старший по званию спрашивает…. Виноват, товарищ старший мичман. Говорят, что вы там негров по рукопашке натаскивали. Ну, и… короче, заключенных тамошних того… в качестве подручного материала…. Не знаю я ничего – врут, скорее всего…
– Врут, Ковалев. Врут – и не краснеют, наверное,… не делал я этого. По крайней мере, в Анголе. Иди ты лучше спать, блин…
Гусева громко позвал дежурный по части, и Вадим снова остался один. Киевские мысли напомнили о себе: он не хотел видеть Светлану, а ее сына вообще боялся. Тут было что-то другое. Что-то было не так. Ковалев задумался: «Серега про банальную переписку с незнакомкой не врал, он просто прикалывался над очередной обманутой им жертвой. Тогда что именно «не так»? Понятно: это была интрига – моя интрига, и откуда Торшину знать об этом? И всё же: интрига или шанс? Нет – интрига: с адреналином, с загадками. А, скорее всего, судьба дарит мне возможность лицом к лицу встретиться с тем, кто наверняка знает ответ на вопрос, заданный кем-то год назад. Год этот, скорее всего, нужен был для передышки, а теперь…»
Вадим дошел до кубрика и, многократно извинившись, растолкал успевшего задремать Торшина. Тот, несмотря на полное отсутствие желания просыпаться, всё же встал с постели, вынул из тумбочки конверт, сигареты со спичками, и поволокся в курилку вслед за своим беспокойным товарищем. Серега еще говорил о чем-то, когда Вадим снова протянул руку к фотографии, взглянул на нее как-то по-особому нежно, и спокойно произнес:
– Не пиши ей про плавание. Скажи, чтобы приезжала, но приезжала одна. Наври что-нибудь, а я вместо тебя приду. Сделай, как прошу. Не обижайся, Серега, я не наезжаю – просто прошу.
– Да ладно, какой разговор – валяй. Только не подставляй меня, пусть думает, что ты – это я. Короче, я – капитан-лейтенант, служу в Полярном, а сюда прикомандирован на полгода, хожу на…
– Потом расскажешь. Серега – только точно, да? Пиши прямо сейчас, чтобы точно было. Пусть хреначит на Крайний Север. Эх, Светлана, Светлана!
Торшин поперхнулся сигаретным дымом, поднял взгляд на стоявшего чуть выше Вадима и, откашливаясь, спросил:
– Слушай, Вадя! Я ж тебе не говорил, как ее зовут. Ты что, письмо читал?
– Говорил, Серый, говорил. А вот насчет письма ты погорячился. Я что – крыса?
– Ну ладно, извини, Вадя. Просто не помню ни хрена – как и ты, в общем-то. Да все нормально будет, напишу ей сегодня же. Покувыркаешься, блин, от моего имени. Смотри, не опозорь только.
– Не опозорю. Уж покувыркаюсь – так