свои действия, но так ничего и не понял: «Странно все это. И чего они стоят – как вкопанные?» Патрульные и сами ничего не понимали, но, проводив глазами состав, решили никаких мер по задержанию моряков не предпринимать и никого об инциденте не уведомлять.
В действительности же, все объяснялось достаточно просто: скрипнувшее аккурат возле Ковалева вагонное колесо, слегка исказило сказанную офицером фразу, а точнее – её окончание. В результате Вадим услышал из уст военачальника не предлог с существительным, а совершенно неприличное прилагательное. Вернувшись в купе, он был встречен там громко и с почетом, а Рыжий пообещал достойно преподнести происшедшее событие новым годкам, сразу же по прибытии ребят на место. И только Ковалев знал, что лучшую награду уже получил: ею стала возможность сохранить в тайне и неприкосновенности содержимое его вещмешка.
На третий день пятеро курсантов и старшина прибыли в расположение войсковой части. Желтое п-образное здание в два этажа, окруженное забором с колючей проволокой, не возбудило в Вадиме никаких эмоций. Таких зданий по всей стране – тысячи: широкое крыльцо с высокими перилами, при входе – застекленная будка с дежурным, до блеска начищенный пол (в том случае, если он паркетный), уставший от долгого стояния дневальный рядом с тумбочкой и запах портянок вперемешку с кирзой. Субъективно все это, конечно. Может, кому-то такая обстановка кажется даже романтичной.
Солнечный июльский день был хорош сам по себе, а все, что касалось службы – уже не имело для Вадима никакого значения.
XI
Год под Мурманском прошел быстро. Ковалев несколько раз ездил к родителям на выходных, забурел, научился ловко обманывать командиров. Иногда напивался в увольнениях и приходил в часть совершенно пьяным: дежурные офицеры относились к нему настолько лояльно, что попросту не замечали этого. Вадим был весьма начитан и к тому же мог запросто цитировать не только классиков, но и вообще практически все, что когда-либо держал перед глазами в печатном виде. Именно этим и объяснялась вышеупомянутая снисходительность ко многим выходкам матроса: каждый из командиров в глубине души считал его умницей, коллегой по увлечениям и отличным собеседником. Организаторские способности, неподдельное уважение со стороны молодых бойцов и скорый сход – дополняли и без того достаточный набор аргументов, а потому служба, можно сказать, перестала тяготить Ковалева. Он даже почти забыл о своем приключении в житомирском лесу. Стал более свободен в выборе занятий, регулярно посещал спортзал с тренажерами, лучше и чаще питался. Дембель, как говорится, был не за горами.
В июле 93 года в часть пришло письмо из Киева. Обратный адрес был известен Вадиму, да и сам отправитель указал себя весьма точно: автором письма была Светлана Кожевникова. А вот адресатом значился не Вадим Ковалев, а Сергей Торшин.
Сергей ходил с Ковалевым в одной группе на всех киевских учениях, ребята много раз выручали друг друга, уважали и ценили свои отношения. Как раз в тот день,