не стал. На комсомольском-то собрании.
Когда все отрапортовали и окончательно заскучали, с программной речью выступил комсорг курса – Суконников Арнольд Брониславович, его выбрали еще на самом первом собрании в сентябре. Годин слушал соседа по общежитию и зевал: какие же комсомольцы в книгах и кино задорные, веселые, деловые, а в жизни – не пришей к кобыле хвост, что в школе, что в армии, что в институте. Но беспокоило Алексея другое: из-за тройки у него не будет во втором семестре стипендии. Нужно будет как-то пережить несколько месяцев: бросить курить даже дешевые сигареты и еще экономить на еде.
Услышав свою фамилию, вздрогнул. Суконников перечислял тех, кто сдал сессию не только на «хорошо» и «отлично». В конце заметил:
– У кого-то это результат еще не окрепшей социалистической, комсомольской зрелости. У некоторых же такое невнимание к учебе происходит из-за интереса к ненаучным явлениям, увлечениям, лежащим в стороне от единственно верного метода социалистического реализма, к заглядыванию на всяких фокусников, шарлатанов и прочих алхимиков…
Сначала подумалось: «Что он несет?» Потом обдало жаром: «Он намекает? Но откуда, откуда знает? Неужели он залезал в мой чемодан, видел, открывал, читал синюю папку? Суконников что: обшарил все вещи своих соседей по комнате в общежитии? Не может быть! Я слишком мнительный…»
Вечером, растянувшись на общежитской койке, круглый отличник Суконников, снисходительно глядя на менее преуспевших в учебе Година, Петра и Азиза, как бы окончательно завершил свою речь на комсомольском собрании:
– Может, кто и мечтает вернуться домой, а я в свои ростовские края не тороплюсь, хочу задержаться в Москве. Мне нужна аспирантура! Это, ребятишки, реальный предбанничек…
Прихватив синюю зачетную книжку с оценками, Алексей как на крыльях полетел в Дальнедорожный. Родители были в восторге – на единственную тройку не обратили внимания:
– Зато сколько пятерок…
Сестренка же вспомнила, казалось бы, навсегда забытое и серьезно констатировала:
– Теперь папка тебя из дома не выгонит!
Отец ничего не сказал, только крепко обнял сына.
На зимних каникулах Годин решил снова попробовать встать на коньки. Достал с антресолей загрубевшие кожаные ботинки с ржавыми лезвиями, пошел на ближайший каток. Однако ничего не изменилось: как и в детстве, ноги подворачивались. Он с завистью смотрел на легко кружащих, гоняющих шайбу, катающихся по голубому льду поодиночке и в парах мальчиков и девочек, нескольких взрослых. Вернувшись домой, вздохнул и снова забросил коньки на антресоли:
– Убей бог, не понимаю, почему не получается…
– Потому что коньки старые, а ты новый, – как всегда, нашелся ответ у Лили.
Сходил в гости к тете Дусе (конечно, угостила сгущенкой), повидался без особой радости с несколькими одноклассниками. Катю не встретил, но знал, что они с Валеркой все-таки расписались, она родила, живут вместе