того, как этот вопрос был первоначально разъяснен. Поскольку Священное Писание рассматривает христиан не как вероотступников, но как святых, оно, очевидно, предполагает, что День Суда незамедлительно наступит, а интервал ожидания его – мимолетен. Создается общее впечатление, что Христос возвратится на землю сразу, «в короткое время», поэтому мирские дела вытеснялись «явленными страданиями», преследователи были упорными, а христиане – безгрешными и ожидающими Второго Пришествия, без дома, без планов на будущее, взирающими вверх, в небеса. Но внешние обстоятельства затем изменились, и с этим изменением по необходимости потребовалось иное применение богооткровенного слова, то есть, его развитие. Когда многие народы были обращены в Христианство, и соблазны появились в изобилии, Церковь рассматривалась, с одной стороны, как светское учреждение, с другой – как исправительная система; и проповедь Священного Писания содействовала и направляла развитие, которое прежде было менее заметно. С этих пор появились две доктрины: доктрина Епитимьи, как дополнения Крещения, и доктрина Чистилища, как объяснения Промежуточного Состояния. Это расширение первоначального вероучения было настолько разумно, что, когда прошло около десяти лет с тех пор, как истинное учение о Крещении было установлено среди христиан без какого-либо упоминания Епитимьи, наш учитель был обвинен многими из нас в Новатианстве; хотя, с другой стороны, среди неортодоксальных богословов до сих пор есть сторонники доктрины сна души, которые считают, что это является успешным предотвращением веры в Чистилище.
8.
Таким образом, наличие развития Христианства доказывается при изучении его Божественного Автора через доказательство, аналогичное тому, посредством которого мы делаем вывод о разумности в системе физического мира. В каком бы смысле потребность и ее обеспечение ни были доказательством замысла в видимом творении, точно так же и пробелы, если можно употребить это слово, которые встречаются в структуре первоначального вероучения Церкви, делают вероятным, что то развитие, которое вырастает из истин, лежащих вокруг него, было предназначено для того, чтобы заполнить эти пробелы.
Нельзя также справедливо возразить, что, рассуждая таким образом, мы противоречим великому философу, который говорит нам, что «…исходя из предположения, что Бог дает нам свет и руководство посредством Откровения в дополнение к тому, что Он дал нам через разум и чувственный опыт, мы никоим образом не можем судить, какими методами и в какой пропорции можно было бы ожидать, что этот сверхъестественный свет и наставление будут даны нам» [2]; таким образом, философ упоминает об отсутствии у нас суждения перед тем, как дано откровение. Он замечает, что «…мы не имеем никаких разумных принципов, чтобы оценить заранее, каким должно было бы быть ожидаемое Откровение, или, что было бы самым подходящим для божественного плана управления» в различных отношениях; но дело совершенно меняется, когда Откровение