Александровича. Какие будут предложения? И Пётр Валерианович посмотрел на худрука оперы.
– Трудно сказать навскидку. Хотелось бы сначала его послушать, посмотреть темперамент, фактуру, чтобы понять, какие партии будут для него наиболее выигрышными.
– Не надо подлаживаться только под нового солиста, – возразил Вальтер Генрихович. – Надо выстраивать независимую репертуарную политику, ставить наиболее интересные в музыкальном отношении произведения. У нас, например, совершенно нет Вагнера. Это выглядит не только несовременно, но даже, простите, – тут Вальтер Генрихович откашлялся, – провинциально. Да, я повторяю, провинциально.
– А мы и не претендуем на столицу, – сказал главреж. – Хватит с нас двух столиц – Москвы и Петербурга. Я понимаю, что Вагнер для Вальтера Генриховича – просто елей на сердце. Однако вполне достаточно Байройта и всей Германии в придачу, чтобы его музыка исполнялась.
– Я бы очень попросил без намёков на мою национальную принадлежность, – сдавленным голосом произнёс Вальтер Генрихович. – Вагнер великий оперный композитор, а вам, Григорий Борисович, возможно, трудно это понять, поскольку вы не являетесь музыкантом.
Григорий Борисович выразительно вскинул брови, но промолчал, почувствовав на себе предостерегающий взгляд директора. Петр Валерианович во избежание ссоры перевёл стрелки на худрука:
– А вы, Виктор Павлович, что скажете? Это ведь ваша епархия – репертуар.
– Прежде всего, хотелось бы, чтобы опера не была заезженной, затасканной. Чтобы её исполняли только один-два российских театра. И в то же время, чтобы она была интересной, привлекательной для публики. Если учесть, что сейчас в театры ходит в основном средний возраст, думаю, стоит взять оперу, которая была популярна лет двадцать-тридцать назад. Всегда приятно окунуться в свою молодость. – На этих словах худрук неожиданно погрустнел.
– Ну, знаете ли, это совершенно неверный подход. Этак будем всю жизнь топтаться на месте. Нравится нам или нет, прогресс ждать не будет, пока мы к нему приспособимся. Он нас поставит перед фактом, не спрашивая, в какой мере он нас устраивает. Скорей всего, устраивать не будет. Все мы рабы привычек, и не хотим напрягаться для восприятия нового.
– Ну, и что же нам делать, Григорий Борисович, с этим вашим прогрессом? – сладчайшим голосом спросил Вальтер Генрихович.
– А надо прислушиваться к переменам, происходящим в обществе. Ловить идеи, потребности, витающие в воздухе. Надо уметь чувствовать и предвидеть.
– Нет, уж извините, Григорий Борисович, – неожиданно перебил его директор, – лично мне что-то расхотелось полагаться на ваше умение чувствовать и предвидеть! – и в голосе Петра Валериановича вдруг появился не свойственная ему суровость. – Нахлебались мы неприятностей с вашей сверхсовременной постановкой, где князь Игорь в форме омоновца поёт «О, дайте, дайте мне свободу!», а музыка Бородина перекрывается рёвом истребителей. Ведь