от солнца, Ермолай посмотрел вдаль, на фигурку отца Емельяна, показавшегося где-то у келий, и почувствовал на себе пристальный взгляд черноглазой незнакомки, назвавшейся Светланой.
Действительно, могучий торс священнослужителя угадывался даже под пространным, скрадывающим формы монашеским одеянием. Высокий рост и жилистая шея. Ухоженные, но, похоже, очень сильные пальцы рук, будто созданные держать булаву или меч. Может, такими и были наши предки – Ратибор, Пересвет? Или…
– А вы давно служите? – полюбопытствовала девушка.
– Всю жизнь! Ибо жизнь обрел, найдя покой, смирение и благодать Божью.
– Вот как! – улыбнулась Светлана. – И хорошо кормят?
Этот неожиданный вопрос заставил инока обернуться и уставиться на девушку, будто спрашивая: «Откуда ты свалилась на мою голову?»
– Плоть и кровь Господня, святое причастие, пища духовная – разве этого мало?
– Видать, много нагрешил, батюшка? – продолжала провоцировать Ермолая девушка, видимо, мечтая вывести его на чистую воду.
– Сказано: что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? – смиренно отвечал инок.
Странная гостья надулась и уже была готова сказать что-то хлесткое и обидное, как подошел отец Емельян, грузный шестидесятилетний мужчина с глубокими морщинами на красном лбу и бородой, некогда рыжей, а теперь полностью поседевшей.
– Рад вас видеть, – сказал он и по-отечески дважды поцеловал гостью в щеки. – Разрешите вам представить… – Священник оглянулся на Ермолая.
– Спасибо. Мы уже познакомились, – недовольно ответила девушка.
– Что ж, тогда прошу!
Настоятель распахнул дверь своего кабинета, жестом приглашая Светлану войти – вопреки храмовому этикету. За спиной у гостьи отец Емельян взял инока за предплечье и забормотал почти шепотом:
– Брат мой Ермолай! Только прошу тебя – без твоего сарказма. Дело-то предстоит Божье.
– Не тревожься, отче, – с тем же смирением ответил инок, – имеющий уши да услышит.
– Смутьян, – недовольно буркнул вдогонку строптивому подданному настоятель и засеменил в кабинет вслед за ним.
Отец Емельян вошел и посмотрел на стоящий в стороне мягкий контейнер для игрушек, приготовленных для детского дома.
– Вот, пожалуйте. Игрушки для деток собрали, – как бы представил свои деяния настоятель и легонько пнул контейнер ногой. Из его недр донеслось: «Fuck!»[4] Инок и гостья переглянулись. Девушка не сдержалась и прыснула в кулак.
– Случайно попал в игрушку, где на кнопочках нарисованы зверушки, а при нажатии звучит по-английски ее название, – объяснился отец Емельян, смущаясь.
– Но почему-то frog[5] звучит как fuck, – возразила прихожанка, однако это было излишне. На ее циничную для обители фразу никто не обратил внимания.
Ермолай наконец-то распознал ее акцент – балканский. Так говорят сербы и хорваты. Девушка