сознания. Вопрос накрепко засел у меня в голове, словно дракон у входа в пещеру, готовый окатить меня пламенем чудовищных последствий – таких, что хуже смерти.
Почему он не спустил курок?
Возможно, он хотел держать меня в плену, ослепшую и одурманенную.
А может, собирался разрезать меня на кусочки и продать.
Вдруг он уже вытащил мои внутренности, и я это почувствую, как только отойду от наркоза?
А вдруг он решил, что я мертва, и закопал меня заживо?
От таких мыслей боль превращалась в ужас – а ужас, поверьте, намного хуже, чем паника. Ужас поглощает вас целиком.
Я проваливалась в его нутро.
Я чувствовала его зловоние.
Я дышала ужасом.
Он пожирал меня живьем.
Очевидно, мне что-то вкололи, я не знала, временный у меня паралич или постоянный.
Я не знала, изнасиловал ли меня похититель. А может, избил, искалечил?
Мне не хотелось выяснять.
Я не знала, вернется ли он. И если вернется – возможно, худшее впереди?
Ужас гнался за мной по пятам, однако в лабиринтах моих мыслей еще оставалась тихая гавань, куда он не мог добраться. Я забилась в этот спасительный уголок и сосредоточилась на колыбельной МамаЛу.
Вообще-то это была не совсем колыбельная, а песня о бандитах, страхе и опасности. Когда ее пела няня – ласково и немного мечтательно, – она меня успокаивала. МамаЛу пела по-испански, но мне запомнился сюжет, а не сами слова.
С гор Сьерра-Морена
Они спускаются, Cielito lindo[5].
Черные очи.
Cielito lindo, это контрабандисты.
Я представила, что лежу в гамаке, над головой – синее небо. Эстебан легонько, исподтишка толкает меня в бок, а МамаЛу поет нам, развешивая на веревке белье. Мои самые ранние воспоминания связаны с няней и ее сыном, с нашим полуденным отдыхом в Каса Палома. Цвели лохматые живые изгороди, над красным и желтым гибискусом жужжали колибри.
Ай-яй-яй-яй,
Не плачь – подпевай.
МамаЛу пела, когда мы с Эстебаном разбивали коленки или не могли уснуть. Пела, когда радовалась и когда грустила.
Canta y no llores.
Не плачь – подпевай.
Я не смогла сдержать слезы. Я заплакала, потому что не могла петь. Потому что язык меня не слушался. Я заплакала, потому что няне, синему небу и колибри темнота была нипочем. Я плакала, думая о них, и потихоньку ужас начал отступать.
Открыв глаза, я глубоко вдохнула. Меня по-прежнему окутывала тьма, однако теперь я ощутила качку. Наверное, ко мне понемногу возвращались чувства. Я попыталась пошевелить пальцами.
Пожалуйста, окажитесь на месте.
Согнитесь.
Без толку.
Моя голова еще гудела после удара, но на фоне ритмичного «бум-бум-бум» я различила голоса. Они приближались.
– Вы часто проходите таможенный контроль в Энсенаде? – раздался женский голос.
Ответа я полностью не расслышала. Второй голос оказался низким, определенно мужским.
– …ни разу не было проблем на границе.
Голос похитителя намертво засел в моих мыслях, как и