Лев Толстой

Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856–1869 гг.


Скачать книгу

рад, что слава Богу, что барыня наша жива. Только и вины моей было.

       – Как же ты нашел?

       – Значит, мы для барыни всегда могли стараться по чести, а не то что…

       – Уж он совсем запутался, сударыня, – сказала Дуняша.

       – Возил рекрута племянника, назад ехал, на дороге и нашел. Поликей, должно, нечаянно выронил.

       – Ну, ступай, ступай, голубчик. Я рада.

       – Так рад, матушка!.. – говорил мужик.

       Потом он вспомнил, что он не поблагодарил и не умел обойтись, как следовало. Барыня и Дуняша улыбались, а он опять зашагал, как по траве, и насилу удерживался, чтобы не побежать рысью. А то всё казалось ему, вот-вот еще остановят и отнимут…

      XIV.

      Выбравшись на свежий воздух, Дутлов отошел с дороги к липкам, даже распоясался, чтобы ловчее достать кошель, и стал укладывать деньги. Губы его шевелились, вытягиваясь и растягиваясь, хотя он и не произносил ни одного звука. Уложив деньги и подпоясавшись, он перекрестился и пошел, как пьяный колеся по дорожке: так он был занят мыслями, хлынувшими ему в голову. Вдруг увидел он перед собой фигуру мужика, шедшего ему навстречу. Он кликнул: это был Ефим, который, с дубиной, караульщиком ходил около флигеля.

      – А, дядя Семен, – радостно проговорил Ефимка, подходя ближе. (Ефимке жутко было одному.) – Что, свезли рекрутов, дядюшка?

      – Свезли. Ты что?

      – Да тут Ильича удавленного караулить поставили.

      – А он где?

      – Вон, на чердаке, говорят, висит, – отвечал Ефимка, дубиной показывая в темноте на крышу флигеля.

      Дутлов посмотрел по направлению руки и, хотя ничего не увидал, поморщился, прищурился и покачал головой.

      – Становой приехал,– сказал Ефимка, – сказывал кучер. Сейчас снимать будут. То-то страсть ночью, дядюшка. Ни за что не пойду ночью, коли велят итти наверх. Хоть до смерти убей меня Егор Михалыч, не пойду.

      – Грех-то, грех-то какой! – повторил Дутлов видимо для приличия, но вовсе не думая о том, чтò говорил, и хотел итти своею дорогой. Но голос Егора Михайловича остановил его.

      – Эй, караульщик, поди сюда, – кричал Егор Михайлович с крыльца.

      Ефимка откликнулся.

      – Да кто еще там с тобой мужик стоял?

      – Дутлов.

      – И ты, Семен, иди.

      Приблизившись, Дутлов рассмотрел при свете фонаря, который нес кучер, Егора Михайловича и низенького чиновника в фуражке с кокардой и в шинели: это был становой.

      – Вот и старик с нами пойдет, – сказал Егор Михайлович, увидав его.

      Старика покоробило; но делать было нечего.

      – А ты, Ефимка, малый молодой, беги-ка на чердак, где повесился, лестницу поправить, чтоб их благородию пройти.

      Ефимка, ни за что не хотевший подойти к флигелю, побежал к нему, стуча лаптями, как бревнами.

      Становой высек огня и закурил трубку. Он жил в двух верстах и был только что жестоко распечен исправником за пьянство и потому теперь был в припадке усердия: приехав в десять часов вечера, он хотел немедленно осмотреть удавленника. Егор Михайлович спросил Дутлова, зачем он здесь. Дорогой Дутлов рассказал приказчику