«Вы честные немцы, не делаете нам зла». К народу для переговоров выслали двоюродного брата царя, Никиту Романова – его москвичи любили и уважали. Он и сам повел себя дипломатично, снял перед людьми шапку, хотя имел право не снимать ее даже перед государем, поклонился «миру». Сказал, что Алексей Михайлович скорбит о случившемся, просит успокоиться и разойтись. Народ, в свою очередь, заверил, что царским величеством все довольны и бунта против него даже и не замышляли. Но требуют справедливости и казни преступников – Морозова, Плещеева и Траханиотова. Посовещавшись, Алексей и бояре решили частично удовлетворить требование и приговорили Плещеева к смерти. Его вывели с палачом, который не понадобился – толпа схватила Плещеева и растерзала.
Относительно других обидчиков людей заверили, что их нет в Кремле, но как только найдут, их непременно казнят. Посадские не успокоились – пустили разъезды по дорогам. Траханиотова настигли у Троице-Сергиева монастыря, где он надеялся укрыться, привезли в Москву, он был приговорен к смерти и обезглавлен. Тем не менее (в отличие от Карла I, легко пожертвовавшего своим любимцем Стаффордом) Морозова Алексей все же спас. Позволил пересидеть опасность во дворце и тайком отправил в дальний Кириллово-Белозерский монастырь. А народное буйство стало принимать неуправляемые формы, в нескольких местах вспыхнули пожары. В пламя разгромленного кабака бросили тело «безбожного Плещеева». Но большинству москвичей такой разгул не понравился. Стрелецкие части, посадские сотни и слободы стали присылать делегации в Кремль. Царь и бояре вели с ними переговоры, угощали, записывали все претензии, вырабатывали примирительные условия. Служилым восстановили прежнее жалованье, оговорили сроки выдачи. Начальники, допускавшие злоупотребления, были сняты. Патриарх и царь мобилизовали священников, посылая их в город для увещевания. И ситуация стала входить в стабильное русло.
Наконец, к народу вышел сам Алексей Михайлович. На встречу с ним собралась вся Москва. Он заверил, что назначит теперь справедливых судей и чиновников, подтвердил отмену соляных пошлин, простил накопившиеся налоговые недоимки. И… со слезами на глазах обратился к «миру» с просьбой насчет Морозова. Дескать, не хочет обелять его и оправдывать, но и карать не хочет, поскольку воспитатель для него, как второй отец. Поэтому он, царь, еще никогда ни о чем не просил у народа, а теперь просит – помиловать боярина, обещая отставить его от государственных дел. Растроганные москвичи согласились: «Бог да сохранит на многия лета во здравие его царского величества. Да будет то, чего требует Бог да его царское величество». А Алексей Михайлович поблагодарил всех и пообещал, что отныне лично будет следить за порядком и справедливостью в стране.
Вот в это самое время в Москву прибыли письма Хмельницкого с просьбами о помощи и подданстве. Доклады о желаниях «черкас» войти в состав России поступили также через хотмыжского воеводу Семена Болховского, через вернувшегося с Украины