за ним и, догнав, пошёл рядом, продолжая что-то говорить. Вскоре, они оба скрылись за краем отвесной скалы, где Санта больше не смогла их видеть.
***
– Сир, я прошу вас, успокойтесь! – в который раз повторял Ирвин, с тревогой наблюдая за выражением лица Повелителя. – Я ведь вам говорил, что не стоит за меня волноваться! Что я непременно вернусь и…
– Иди к чёрту! – тоже не в первый раз огрызнулся Джеймс, не поворачивая головы. – Тебя не было неделю!.. Неделю, Ирвин! Что я должен был подумать, по-твоему? – и он в ярости пнул камешек, валявшийся на пути.
– Я не знал, что прошло столько времени, ведь там…
– Я несколько раз пытался попасть за Реликтовую Черту! – рявкнул Повелитель, не дослушав. – Но ОН меня не пускал! Словно я больше не Его Сын! Не Истинный!.. Чёртов медальон даже не реагировал!
– Сир, так иногда происходит, когда Отец не видит во встрече острой необходимости, – как можно мягче попытался пояснить Ирвин. – Вам не следовало горячиться. Не следовало громить планету, чтобы спровоцировать Отца.
– А Ему не следовало провоцировать меня! – вновь огрызнулся Джеймс, сверкнув глазами. – Если я больше не достоин быть Повелителем, пусть вызовет меня к себе, и так прямо и скажет! А не держит у порога, как какого-то раба!
– Не было даже разговора о том, что вы недостойны править Вселенной, – Ирвин покачал головой. – Отец пытался объяснить мои действия, а не ваши, – он обеспокоенно посмотрел на Джеймса, почти физически ощущая исходившую от него ярость. – Сир, поверьте, вам не о чем волноваться, – повторил Ирвин вновь. – Я обо всём позабочусь. Никто не тронет вас.
– Я за себя не беспокоюсь, Ирвин, – холодно перебил Повелитель, хмуро разглядывая волны океана. – И мне твоя защита не нужна. Я не просил этой власти и не держусь за неё. Могу уйти прямо сейчас, если так будет нужно. Просто я не люблю, когда ко мне относятся, как к бессловесной скотине. Или я – Повелитель, или – нет, другого я не приемлю.
– Скажите честно, сир, что вас больше всего разозлило? Что я не вернулся? Или то, что вас не пустили за Реликтовую Черту? – внезапно спросил Ирвин.
– Меня разозлило, что все эти дни, я не мог узнать, что с тобой, Ирвин, – помолчав, признался Джеймс, и в его голосе просквозила боль. – Я ведь чувствовал тогда, что тебя нельзя отпускать. Знал, что тебе будет слишком тяжело выиграть этот бой в одиночку. Поэтому, когда ты не вернулся, я едва не потерял над собой контроль. Я кинулся к Отцу, а Он… – Джеймс не договорил, лишь стиснул зубы. Потом долго молчал прежде, чем продолжить: – Я ведь понимаю, Ирвин, что всё это было отличным способом напомнить мне моё место. Показать мне, что в любую секунду я могу потерять всё, чем дорожу. Если я ещё раз осмелюсь пойти против правил, у меня отберут тебя… Отберут право, называться Истинным… А если я осмелюсь любить – отберут и Санту… По-твоему, этого мало, чтобы разозлиться?!
– Этого не мало, вы правы. Но, увы, сир, вы сами предоставили Отцу