в общем, типичное для большинства литературных фестивалей. Большая часть произведений (текстов?), читаемых перед публикой, внимания почти не задевают. И когда на этом фоне вдруг звучит подлинная поэзия, испытываешь нечто подобное вспышке света в темноте или электрическому разряду.
Елена Игнатова, урождённая петербурженка, с 1990 года живёт в Иерусалиме. Еврейская нота, горькая, трагическая, болезненная, в её стихах очень заметна. Тонкие переплетения библейских мотивов и исторических ретроспектив только что ушедшего века создают атмосферу доверительного разговора друзей-интеллигентов – о судьбах мира и человека. Поэтесса читает как бы внутрь себя, голосом слабым, чуть надтреснутым, но стихи таковы, что зал слушает в напряжённом молчании – каждое слово отчётливо и ясно.
И где она, земля лидийских гордецов,
золотоносных рек и золотых полотен,
где мир в зародыше, где он ещё так плотен,
где в небе ходит кровь сожжённых городов,
где человек жесток, и наг, и беззаботен…
Сева Гуревич подарил книжку «Несаргассово море», красиво изданную московским издательством «Водолей Publishers». Я о таком поэте прежде не слышала и книжку перелистала, по крайней мере, с любопытством, которое не сразу, конечно, но было вознаграждено.
Не дым Отечества, гашиш в кальяне сладок…
В груди качнётся мир чужой земли,
Едва колеблясь в мареве лампадок,
Что по тебе в который раз зажгли.
Или такое:
Я останусь в Содоме, в Гоморре,
Но и так же – надёжно – в строю,
Чтоб, как угорь в Саргассово море,
Смог вернуться на землю свою.
Смог вернуться… ты скажешь: «Не надо…» —
Прежде срока от грёз не буди…
А прадедова песня «Гренада»
Будет ждать у начала пути.
Или ещё:
Налейте вина или водки, очищенный спирт
Встречается реже, но в принципе тоже подходит:
Лишь здесь, на Руси, столь естественен пьющий пиит
При нашей любой, непохожей на счастье, погоде…
Налейте скорее – я выпью, неделю пропью,
Чтоб выпью болотной завыть, обезуметь воочью,
Покуда по клавишам песню безбожную бью—
По полной, как ряженый, – в избы соседские ночью…
Подарок Евгения Мякишева – двойная книга, совместная с ушедшим уже, к всеобщему прискорбию, Геннадием Григорьевым. В послесловии к книжке о Мякишеве сказано: «Более колоритной фигуры в поэтических кругах не только Санкт-Петербурга, но и, пожалуй, всего мира не сыскать. Фактурная внешность, скорее подошедшая бы бандюгану из сериалов или карикатурному скинхеду, резко контрастирует с тонким до ранимости устройством его души и его стихов». С Мякишевым я теперь лично знакома. Подтверждаю. Что же до устройства души его – приглядись, только осторожно, не обожгись, не оцарапайся, читатель: