вся бездна – единой россиею,
типа, смотрит,
что ты за чел.
Но не знаешь. И сам. Замучавшись
и гадать, и учиться… Был,
на фонтанках устраивал бучи чиж…
Мучо грациес, кончен пыл.
Трудно трутням не мир, но меч нести:
трубы греют, но каждый – труп.
Трудно верить до бесконечности!
…Пусть. Остался последний руб…
Роковая женщина
Куда бы, Пенелопа, ни ходила,
везде не остров – церковь… Чересчур
тележно колесо паникадила
и ленинск Одигитрии прищур;
указывает, кажется, всё в целом
на нового мессию… Но – жидка
в коленках, безразлична к новым ценам, —
ты своего
дождёшься
мужика.
И он, едва придя, развеет морок.
Сыграет фанк ужо на черепах
и с юности трухлявых мухоморов,
и древних, но проворных черепах! —
потом отбросит посох… или шокер…
и – рухнет ниц
(домашний аромат
лишает сил не хуже грёз дешёвых)…
и прочь непригодившийся травмат.
Нежданное
Трубы, трубы…
Толща вод,
порт, обратно…
верфи, доки…
Утро. Надо на завод
собираться… И видок, и
общий тонус удальца,
всё – per aspera ad astra —
намекает: удалсЯ
прошлый вечер (ну, удáлся)…
Жизнь уныла, так дано.
Даже странно, что такое
люди терпят тут давно…
Типа, в неге и покое
хорошо «вот так» сидеть…
Мысли – память подсказала,
но… куда же грёзы деть?!
Уезжай.
С автовокзала.
…Время раннее… Трамвай
вяло звякает в тумане…
Хочешь выпить? Ну, давай.
Лишь бы только были мани.
Лишь бы только… только вот
сам кураж идёт на убыль!
И сидишь…
И нет забот.
А снаружи – Мариуполь…
Нов мой пафос (вот сейчас,
а сарказм – он и всегда нов),
но… советскостью сочась,
ты – везде:
всё тот же Жданов.
Серый воздух, дым в окно…
В меру пестуем химеру.
Но… поверить —
не дано
даже в маленькую веру.
Импро
Надо бы с постели встать,
а хотелось бы – летать…
А лицо – немыто-сально…
Цели в ангелы пройти,
чую,
всё это проти-
востоит парадоксально.
Не художник, не поэт…
Существо солидных лет
без надежды на… надежду.
…Туча – днём освещена…
будто некая Жена
выстирала мне одежду.
В ожидании зверя
Напряжённо всматриваясь в чащу леса,
можно