души мы всё ещё ждали своих родителей. Ждали, когда они откроют дверь, позовут с порога по имени или воскликнут, как делала моя мама, забирая меня из сада: «Где моё солнышко?»
Я видел смерть матери. Видел её публичную казнь: как от тела отлетает голова, оставляя кровавый след, а затем вокруг нее расползается густая красная лужа. Но я все ещё ждал её. До сегодняшнего дня, когда осознание утраты наконец пришло ко мне во всей своей полноте. В сегодняшнем сне она не тянула ко мне руки, не звала по имени. Во всех последующих снах она просто прощалась. Просто махала рукой и уходила.
– Рише, ты ждёшь своих родителей?
Она подняла на меня глаза, отрываясь от своих мыслей.
– Нет, – последовал короткий ответ. – У меня была только мама. Посол Франции, приехала на мирные переговоры. И её убили, – голос Рише был полон холода, в нем я не слышал ни сожаления, ни горечи.
– Ты скучаешь по ней?
– Конечно, скучаю, Дюк! – она вдруг зарыдала. Какой же я дурак!
Я тут же подскочил к ней и стал обнимать, гладить по голове, а когда она немного затихла, решил попробовать разрядить обстановку.
– А ты Марку нравишься, – прошептал я, вновь запустив ладонь в её волосы.
Она усмехнулась, вытирая слезы. Так, коротко и быстро, но усмехнулась.
Зато утром, когда Марк отодвинул ей стул, она выразила ему благодарность, с милой улыбкой оголив белые клыки и присев в изящном реверансе – насколько вообще возможно сделать реверанс изящно в тонком летнем платье.
Глава 3
Я не помню тот день, когда мы последний раз выходили провести беззаботные часы вместе. Слишком быстро на нас рухнула рутина взрослой жизни.
Каждый из нас занял свою маленькую квартиру в сиротском муравейнике, и наши пути окончательно разошлись. Тринадцатиэтажный дом у самых окраин купола, чьи десять корпусов были слиты в один длинный, словно бесконечный, ряд, насчитывал более полутора тысяч квартир. Хотя квартирами эти тесные комнатушки – три на три метра – назвать было сложно. Каждому выпускнику сиротского дома выдавалась одна такая комната. Помимо того, что они зачастую были либо пусты, либо с минимальным набором мебели, обязательным условием проживания была оплата счетов, и совсем неважно, работаешь ты или нет: задолженность в три месяца – и ты живёшь на улице.
Да, нам давали образование: двухнедельное обучение – и корочка, которую тоже надо было оплатить. Но самой большой проблемой для живущих в этих корпусах оставался поиск работы. Нас выпускали из детского дома целыми партиями каждый год, и мы составляли огромную конкуренцию тем, кто ещё не стремился уйти на пенсию. Рабочих мест никогда не хватало, чем и пользовались недобросовестные работодатели. Они сразу искали себе ребят, которые согласны работать сутками за копейки, и находили – ведь эти дети не знали цену труду, не знали, какие деньги зарабатывают люди на нормальной работе с восьми до шести вечера с обеденным перерывом. И становились легкой добычей для мошенников.
Одним из таких ребят стал Марк. Не сказать, чтобы он был глуп, но он