в таком случае не знаю.
– А если предположить, что он опасался за свою жизнь, вернувшись в Москву?
Стогов мучительно соображал, к чему бы полковник завел эту тягомотину относительно трупа из «девятого люкса».
– Ну-у, можно, конечно, предположить и подобный вариант, да вот только зачем нам все это? Державин умер в гостиничном номере, своей смертью… по крайней мере тот предварительный диагноз, который был проведен по факту вызова на труп…
– Так почему же в таком случае тянут с окончательным заключением? – перебил Стогова Бусурин. – Или все-таки не такая уж она естественная, эта смерть?
– Головко обещал позвонить сразу же, как только будет подписано заключение.
Вроде бы все точки были расставлены над i, и Стогов уже надеялся услышать «Всё, свободен!», однако вместо этого Бусурин развернул аккуратно сложенную газету и бросил ее на край стола.
– Читай! Вторая страница, там отмечено.
«Новое русское слово» – русскоязычная газета эмиграции. Капитан уже начинал догадываться, что именно может быть опубликовано в последнем выпуске «Слова», однако когда вчитался в статью, его лицо пошло красными пятнами.
«ИЗНАНКА ПОСТСОВЕТСКОЙ ДЕМОКРАТИИ, ИЛИ КРАСНЫЙ ТЕРРОР ПРОДОЛЖАЕТСЯ»
Уже заголовок статьи не предвещал ничего хорошего, а дальше шло и того пуще.
«Век эмигранта короткий. Но когда к этому прикладывают руки те, которые в теперешней, якобы демократической России, продолжают ненавидеть нас, но чаще всего боятся, этот самый век становится еще короче.
Когда верстался номер этой газеты, уже более суток как не было в живых Игоря Державина, человека, который в далеком 1976 году не по своей воле ступил на землю благословенной Америки и уже будучи полноправным гражданином Соединенных Штатов, продолжал болеть душой за то место на земле, которое называется родиной. За Россию. За новую Россию, на которую с великой надеждой смотрит вся наша эмиграция, и, как это ни странно, за прежнюю Россию, которая выбросила его когда-то на другой конец земли.
Игорь Мстиславович Державин был и до последнего дня своей жизни оставался одним из тех профессионалов искусствоведов в области экспертизы, которых невозможно было купить, подкупить или даже запугать, чтобы он поставил свою подпись под нужным клиенту заключением, будь то картина, икона или любое иное произведение искусства.
Подобная несгибаемость и более чем честное отношение к своей работе, не могли нравиться многим жучкам от живописи, которые пытались протолкнуть на международных аукционах хорошо завуалированный фальшак, и, видимо, поэтому врагов у нашего товарища было больше, чем друзей.
Международные аукционы – это большие деньги. И, чтобы не упустить свою наживу, нечистоплотные на руку люди готовы идти на всё, вплоть до убийства. А эксперт Державин не просто мешал многим – его боялись, боялись в России, и когда из Москвы пришло известие, что в гостиничном номере скоропостижно скончался Игорь Державин – остановилось сердце, те,