и где ты был? – грозно спросила меня Татьяна, когда я только еще подъехал к дому.
– А ты сама не видишь, – зло ответил я, показав на разбитый бок машины.
– Не смей со мной разговаривать в таком тоне, – обиделась она.
– Дети, только не ругайтесь, я вам сейчас одну историю расскажу, – видимо, чтобы снять возникшее напряжение, встряла в разговор тёща. – Мне одна знакомая вчера по телефону такой случай рассказала: у другой знакомой зять допоздна на работе засиживался, а домой приходил усталый-преусталый. А позавчера жена возьми и нарисуйся к нему на работу без предупреждения, и что бы вы думали? Пришла как раз вовремя. Зять-то как раз с секретаршей прелюбодейничал. К-хе, к-хе, к-хе, – мама жены мелко засмеялась.
«Ну, вот к чему это сейчас было?» – мысленно возмутился я.
Татьяна впилась в меня злым взглядом и не менее грозно спросила:
– Где ты, говоришь, был?
Потом мы очень долго и медленно ехали по превратившейся в одну большую пробку раскаленной от жары и выхлопных газов дороге, и сам не знаю зачем, вроде как в наказание за то, что заставил себя ждать, я пообещал жене завтра с утра пораньше вскопать клумбу под цветы. И Татьяна, пользуясь моментом, при свете фонаря тут же прошла по участку и с помощью колышков обозначила границы предполагаемого цветника, на что я только покорно кивнул головой.
И вот настало утро нового дня.
– Настурции подождут, – решительно заявил я. – По-быстрому смотаюсь в город и скоро вернусь. Одна нога здесь, другая там. Вы с мамой даже и соскучиться не успеете.
Я чмокнул жену в щечку.
– Вчера тоже обещал по-быстрому, – грустно возразила Татьяна и заявила: – Вострецов, учти, я не каменная!
Ничего на это не ответив, я пулей выскочил из дома, прыгнул в салон автомобиля, завелся и на всех парусах помчался в город.
Дом Алисы на улице Событий девятьсот пятого года я нашел без труда.
Подъезжая к этому стандарту хрущевских времен, я сразу же обратил внимание на гвардию боевых старушек у подъезда. Бабульки вели себя очень необычно: вовсе не хотели сидеть на предназначенных специально для них типичных доперестроечных лавочках, а толпились возле подъездной двери возбужденной цыганской гурьбой.
Я подъехал ближе, выскочил из машины и направился к подъездной двери.
– Вы к кому? – сердито спросил меня какой-то пенсионер, перегородивший собой вход.
– К Гусевой, – ответил я.
– А вы им, простите, кто? – тут же задала вопрос какая-то стоявшая поблизости почтенного вида женщина в очках и со стеклянными бусами на шее. – Что-то мы раньше не видели, чтобы к Алиске молодые мужики шастали.
– Мадам, что за подозрительность? Я адвокат, – попытался я отвести от своей персоны подозрительные взгляды.
– Адвокат?! Так бы сразу и говорили. Пропускай его, Пал Палыч, – тут же приказала тетка в очках сердитому пенсионеру.
– Проходите. Адвокатам можно, – сообщил он, грустно вздохнул и отошел в сторону.
Я заскочил в подъезд и бегом поднялся на площадку четвертого