и начали играть в снежки.
– Я попал. Ты убит.
– Ты не мог меня поразить. Я отстрелил тебе руку.
– О, но какая боль.
– Стыдно. Смешно. Легко.
Автобус поехал дальше, мимо полицейского участка, поликлиники, памятника киту. За окном мелькнул парень, похожий на Цоя. Он пронесся на лошади или на Москвиче. По проходу покатилась бутылка. Сойдя, закурил. Впустил в мозг то, что выпустил из него.
– Привет, Винсент, как дела?
– Плохо. А что случилось?
– Нам нужны деньги.
– А кто вы?
– Мы твои родственники.
– Я беден, меня кормит брат, мои картины не покупают.
– Но ты будешь богат после смерти.
– Может быть. Я не знаю.
– Дай нам денег из будущего.
– Я не могу. Не умею.
– Нам нужны деньги. Надо кормить ребенка, надо купить машину, надо убить тебя.
– Оставьте меня в покое. У меня ничего нет.
– Ты жаден, ты будешь проклят. Бог с ней, с машиной, но ты не хочешь дать денег ребенку.
– Вот последние десять рублей. Заберите. Отстаньте.
– Нам надо не десять рублей, а десять тысяч.
– Возьмите мои картины.
– Они ничего не стоят.
– Чем я могу помочь.
– Умри, и тогда цена возрастет.
– Я умру, но только не сейчас.
– Теперь. Сию же секунду.
– Вы хотите моей смерти, когда я не желаю вам ничего плохого. Так вот. Назло вам, я никогда не умру, ни потом, ни сейчас.
– Умрешь. Мы тебе поможем.
Голоса удалились. Винсент прошел в подъезд. Включил свет. Поднялся на свой этаж. Но не стал заходить. Встал около двери.
– Как же мне тяжело. Я написал триста картин за год. Я сделал все возможное и невозможное. Но меня презирают, критики плюют на меня, не хотят обо мне слышать. Еще и эта болезнь. Кому нужны работы помешанного. Надо нарисовать себя, распятого на кресте. Чем и сейчас займусь.
Он работал уже три часа, когда ему в голову пришла идея. Он ее записал. В дневнике и в письме.
– Россия держится на жирафах. Без них ее не станет. Они контролируют умы, которые без них разбегутся, рассыпятся и пройдут.
Каждое утро он пил компот, сваренный им. Он наливал его в кружку и уходил из кухни, ждал, пока осадок уляжется, рисовал и курил. Когда он возвращался за ним, ему казалось, что кто-то плюнул в стакан, пока его не было, хоть в квартире он был один. Чувство не исчезало, а жило и росло.
– Когда ко мне придет любовь, то я полюблю не кишки, почки, печень, желудок, вагину и прочее, а девушку, исключающую все это, восходящую над анатомией человека, погружая ее во мрак.
Ему снился книжный магазин. В нем появилось многое. Советское издание Хайдеггера. Очень тяжелый том. Весь в пыли и во времени. Лермонтов и Бодлер. Очень много философов. Даром. За пять рублей. Книги были старые, но свои. Винсент ходил с друзьями. Выбирал и смотрел. К ним приблизился продавец.
– Чтобы купить, вы должны полететь.
– Это понятно, но