одинаково стали противны и Новогорская, и этот Якимов, и…
Они вторглись в его жизнь, походя. Что-то там ковырнули. Сломали. И быстренько удалились. Забыв забрать принесённое с собой тревожное беспокойство. Он пытался от него избавиться, прогонял, а оно всё возвращалось и возвращалось, как приблудная лишайная кошка.
Вадим сел и увидел, что на серенькой папочке, лежавшей на столе, крупными чёрными буквами была выведена его фамилия.
Якимов монотонно и с неприкрытым безразличием расспрашивал о его родителях, друзьях, учёбе, службе в армии. Чарышев рассказывал подробно, но терялся в догадках о причине такого внимания.
Если всё это связано с этим злосчастным ящиком с портретами, – размышлял он, – то бояться нечего. А если с листовками… Глупая случайность. Не более того, – успокаивал он себя.
– Что же вы всё молчите и молчите? – еле слышно спросил его Якимов и внимательно посмотрел на высоченный потолок, затем на люстру, с которой свисала длинная паутина. – Ничего сами не рассказываете…
– О чём? – удивился Чарышев. – И я не молчу…
– Молчите, потому что по существу ещё ничего не сказали, – всё с той же безжизненной монотонностью пояснил Якимов. – То ли притворяетесь, то ли действительно не осознаёте…
– Что я «не осознаю»?
Якимов покрутил головой и, увидев маленькую указку, взял её, и попытался сбить паутину. Но у него ничего не получилось.
– Вы совершили антигосударственные действия, направленные против первых лиц Коммунистической партии и Советского государства, – продолжил он, прохаживаясь, и чеканя каждое слово. – Статья семидесятая Уголовного Кодекса РСФСР. Срок от трёх до десяти лет с конфискацией имущества и с последующей ссылкой от двух до пяти лет… Вам, кстати, сколько сейчас лет?
– Двадцать семь, – перепугано ответил Вадим, глядя на идеально вычищенные чёрные ботинки Якимова. От них шёл сильнейший запах сапожной ваксы.
– Прибавляйте… Десять плюс пять, и ещё плюс… – Якимов энергично подошёл к столу и сел напротив. – Там обычно добавляют… Считайте! Вдумчиво считайте: сколько же вам тогда будет, когда вы оттуда выйдете? Если заслужите выйти…
– Да я… Я даже не знал, что было в этом ящике! – закричал виновато Вадим, глядя на Якимова, который внимательно присматривался к шкале транзисторного приёмника.
– Ну вот вы, наконец, и заговорили… Так и запишем, – сказал тот и, присев за стол, стал действительно что-то записывать, бормоча себе под нос. – Не знал, чего хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном… – он поднял голову и с ухмылкой посмотрел на Чарышева. – Да вот только свидетели утверждают обратное! – Якимов медленно открыл папочку и достал оттуда стопку листочков. – Вот… И ещё вот… Честно говоря, я не понимаю, зачем вам всё это понадобилось? Именно вам. Одному из лучших студентов… Может, страна не нравится? Так уезжайте! Теперь и это можно… Только вот другим жить не мешайте. Не мешайте тем, которые по-другому не хотят. Понимаете? Есть те, которые не умеют или просто не желают жить по-другому! Потому что у нас сегодня бесплатное