Я бы вам, коллега, посоветовал быть поосмотрительней в вашем выборе… С такими «корешами»… Хотя, мы отвлеклись… Вот что я вам хотел сказать… Только у меня к вам просьба, давайте вы проводите меня к выходу. И я вам по пути всё подробно расскажу. Хорошо?
Они неторопливо пошли по коридору, но профессор тут же остановился и очень громко сказал Чарышеву:
– Вы, коллега, меня по-настоящему обрадовали! А ваши выводы достойны самого серьёзного внимания. Только вот относительно времени дуэли Пушкина вы допускаете некоторые, очень непростительные погрешности. Многое упускаете… Например, не учитываете, что дата дуэли приводится по старому летоисчислению. На самом деле, если говорить применительно к сегодняшнему времени, то стрелялись бы они вовсе не в январе, а в феврале…
– Куда её?! – спросил подошедший рабочий в спецовке, с трудом таща по полу огромную коробку с какими-то рамками.
– Не дадут поговорить! – возмутился Вильегорский. – Туда… Туда, в окно! – громогласно скомандовал он, даже не взглянув на содержимое.
– Слышь, помоги! – попросил Чарышева рабочий.
Они кряхтя подняли на подоконник ящик, и Вадим торопливо столкнул его вниз. Тот упал с грохотом. Со звоном разбитого стекла.
– Там никого не задели? – обеспокоенно спросил Вильегорский.
Чарышев высунулся по пояс в окно и, увидев идущую по двору историчку Фролову, поприветствовал её кивком головы.
– Не-е-е. Никого…– спускаясь с подоконника сказал Вадим, отряхиваясь от белёсой пыли. – Только, кажется, там опять дождь начинается.
– Тогда мне тем более надо поторопиться, – рассмеялся Вильегорский, беря под руку Чарышева. – И потому давайте, коллега, мы всё же продолжим наше движение. Так вот… Даже с учётом поправки на григорианский календарь вы всё равно правильно… Да, вот ещё что… Вы ведь и расчёт делали не по ленинградской, а по московской широте… Это никуда не годится. Неучтённые вами нюансы дают минут пятнадцать дополнительного времени. Солнце в Ленинграде заходит позднее, чем в Москве, – и тут он, будто провозглашая тост, величаво поднял свой огромный зонт. – Но, несмотря на погрешности, в главном вы всё очень правильно подметили!
На выходе Вильегорский попридержал дверь, чтобы пропустить входящих студенток. Почти каждая из них учтиво здоровалась с ним и улыбалась. Он отвечал лёгким поклоном, не прекращая общения с Чарышевым:
– В этой истории есть какая-то важная тайна, о которой никто из очевидцев так и не соизволил никогда рассказать, – Вильегорский кивнул на очередное приветствие. – Об этом говорил и Вяземский. Правда, он в самый тяжёлый период отдалился от Пушкина. Так же поступила почти вся тогдашняя элита общества. Пушкин, незадолго до дуэли, остался почти один. Против всех. Презираемый многими. Абсолютным большинством нечитаемый… Весь в долгах, как в шелках… Вот вам и вопрос: гений – это лучший из нас или изгой, инородное тело? Ведь при жизни Пушкина, например, Фаддей Булгарин – был тогда такой очень бойкий писатель – он же по тиражам своих