воскликнул:
– Эх, кони хороши! Камбоджийские[71], хотя, может, из Сапта-Синдху[72] или Ванаю[73]. Видишь, голова вытянута, туловище короткое, а пясть и плюсна длинные. Таких только на севере разводят.
Пыль медленно оседала, покрывая головы пешеходов и спины животных серым налетом. Иешуа почувствовал во рту привкус не то муки, не то мокрой глины.
– Дай воды, – попросил он Бхимадасу.
Тот протянул тыкву-горлянку. Иешуа пожевал, сплюнул в сторону и, запрокинув голову, сделал несколько жадных глотков. Вода почти закончилась.
– Помыться бы, – обреченно протянул он.
– Скоро будет гхат[74], там и помоемся, – обнадежил гонд.
На закате седьмого дня путники подошли к Омкарешвару. От воды веяло свежестью, а из прибрежной осоки доносился глухой кашель ширококлювок. Неожиданно пахнуло горелым, словно где-то рядом жарили мясо, но порыв ветра тут же развеял странный сладковатый запах.
Весь берег Нармады был усеян паломниками, которые сидели или лежали на спускающихся к воде каменных ступенях, вокруг кострищ на склоне сопки, возле полуразвалившихся древних кумирен. Даже в лодках, связанных гроздьями на мелководье. Раздевшись до каупины, люди заходили в реку, чтобы окунуться в воду с головой. Стоя, читали молитвы, затем растирали влагу по телу руками.
– Что они делают? – спросил Иешуа.
– Как что? – удивился Бхимадаса. – Совершают ритуальное омовение.
– Ты тоже будешь?
– Нет, – Бхимадаса скривился. – У джайнов нет такого обряда. Мы признаем священные реки, но не верим в то, что ежедневные купания идут человеку на пользу. У нас говорят: если бы омовения холодной водой даровали совершенство, то лягушки, змеи и черепахи были бы самыми совершенными существами на свете. Сам подумай: раз вода смывает злые дела, она точно так же смывает и добрые… Но дважды в год, весной и осенью, во время праздника Джалаятра мы омываем в реке священное колесо сиддхачакру – символ нашей веры.
Тут он задрал дхоти и с наслаждением почесался.
– Эх, ты прав – просто помыться я не откажусь!
Друзья залезли в заросли тамариска, стянули с себя грязную одежду, после чего бросились в воду. Стая белых ибисов, испуганно захлопав крыльями, перелетела подальше в кусты.
Они долго плескались, наслаждаясь ощущением свежести и чистоты. Иешуа лег на спину, раскинул руки и закачался на зыби. Внезапно его плеча что-то коснулось, словно теленок ткнулся мокрым носом. Иудей вяло перевернулся. И тут же с криком опустил ноги на дно, отпрянул. В воде плавало наполовину обгорелое лицо человека. Морщинистая коричневая кожа с остатками волос переходила в черное обуглившееся месиво. Желтая роговица глаза, высохшие бурые губы, покрытые сажей зубы…
Иешуа бросился к берегу, резко загребая воду руками. Сидящий на мелководье Бхимадаса удивленно на него уставился.
– Что случилось? – спросил он обеспокоенно.
– Труп плывет, вернее, кусок трупа, –