одий я не выбираю.
Гуляют пальцы сами, где хотят.
Свободен сам – освобождаю тело.
Я пальцам предоставил звукоряд,
Зато душа моя не отлетела.
А может, ей и незачем лететь?
Она вполне обласкана звучаньем.
А скоро я еще освою медь
И дам простор мелодиям случайным.
-– Здесь просто комната –
Здесь просто комната. На заднем плане стол.
Да нет, не стол, а просто – круглый столик.
Он лёгкий, из соломы. Был бы он тяжёл,
То был бы кованый, на тонкой ножке твердый нолик.
А рядом стул. Нет, нет, конечно же не стул.
Придвинем к столику какое-нибудь кресло.
В него усядусь я, и буду я сутул.
Нет, не сутул, а молод и с невестой.
Невеста на балконе за моей спиной.
Свежа, конечно же, и смотрит на дельфинов.
Дельфины в море. В море не земной,
А очень водный цвет. Конечно, очень синий.
А может даже за спиной моей жена.
И вдруг окажется, что я не так уж молод.
Тогда бутылка красного нужна.
Пусть будет предо мной. Пусть осень. Дождь и холод.
Но больше всё же лето подойдёт.
Под Ялтой лето, это лучше для дельфинов.
Пусть даже отмотаю я вперед
Свой календарь. И пусть я даже сгину.
-– Кончилось лето –
Лето кончилось. Осень с задержкой
холода свои в город несёт,
но кроссовки уже на пробежке
пробивают на лужицах лёд.
Всё ещё мы выходим без шапок
и без курток идём налегке,
но встречает нас осени запах
на янтарном её коньяке.
Листьев медь до последней прожилки
сквозь хрустальное утро видна,
небо синего, сколько б не жил ты,
непонятна ещё глубина.
На стекле лобовом среди трещин
утром клёнов лежат пятерни,
и звучит ветер музыкой вещей, -
лучше лето, мне ветер, верни!
И рукой я смахну по старинке
со стекла красных листьев пучок,
и блестящей ожившей снежинкой
побежит небольшой паучок.
-– Солдатский дом –
Только глина и дерево. Дом был непрочно построен,
но уже простоял на земле этой больше ста лет,
все эпохи насквозь, за которые местные Трои
разрушались не раз с перерывом на сон и обед.
В этом доме всегда ели сельдь и варёный картофель,
пили чай со степным горьковатым на вкус чабрецом,
европейцы анфас, азиаты повадкой и в профиль,
крепки духом и телом, и в войнах прошиты свинцом.
От старинной лозы по земле разошлись виноградом,
благородным вином были в новые влиты мехи,
кровь живая страны, полководцы и просто солдаты
необъятной империи, взятые в мир от сохи.
-– Дорога на Ай Петри –
Мы долго забирались на вершину,
остановившись раза два в пути.
Дорога всё вилась по серпантину,
но ехать всё же легче, чем идти.
Петляли целый час мы по "зелёнке",
в прохладе сосен скрывшись от жары,
какой-то птицы тенькал голос звонкий
и тонко подпевали комары.
Прокатный "Опель" землю чиркал брюхом,
дрожала тёща, ну а тесть молчал
и речи, неудобные для слуха,
держал в себе. Но вот и перевал.
Какие-то строения, парковка,
шипит в кипящем масле чебурек.
По кочкам, перепрыгивая ловко,
бежит навстречу местный человек.
Бежит он, но его опережают,
всегда найдутся те, кто порезвей,
и четверо уже нас окружают,
приветствуют как дорогих гостей.
Стараясь перебить один другого,
нам предлагают поскакать верхом,
поесть шашлык, купить себе спиртного
и из бараньей шкуры балахон.
Но мы благодарим и едем дальше,
стараясь никого не задавить,
торговцы, растеряв остатки фальши,
нас в спину начинают материть.
Мы