однушку, в просторе террасы с видом на московский разврат по ночам, что позволяет мне сэкономить деньги, которые мне бы приходилось платить ему за отдельное жильё, которое бы он снимал или выплачивал ипотеку. А это ещё один не малоприятный бонус мне в карман.
Лёшик сузил глаза, он уже устроился на очень уж удобном мягком ковре напротив Сани и пытался понять правда ли этот человек таков или узость восприятия от лени. Не понял. Сейчас перед ним был – циничный продюсер без того блеска в глазах, который переполнял его существо перед ликами гибели и после всю дорогу до дома. Лёша видел, как инструменты роскоши нанизали на крючок из дорогого металла с шёлковой леской его жизненную искру. Он хотел помочь ему. Искренне. Потом спросил прямо, резко, как ножом в бок:
– Для чего тебе деньги?
– В смысле? – Сашка даже подпрыгнул и поперхнулся вискариком, вопрос оказался настолько простым, что было сложно.
– Что ты хочешь купить: женщину, власть, себя?
Задумался. Продюсерский антураж быстро соскользнул с него, видно не таким уж и надёжным прикрытием был. Он снова, как маленький медвежонок потупил глазки, обхватил ладошками стаканчик и как-то жалковато пожал плечами. На лице проступило задумчивое удивление, которое захватывает тех людей, что впервые осмелились погрузиться в себя, под слой того мусора вторичных мыслей, что плавают на поверхности сознания и мешают нырнуть в глубь.
– Тех женщин, которые мне не были нужны я уже понакупал, а нужная продалась амбициям. – видно было, как всем своим образом жизни в духе оглушающей вечеринки, он старался притупить чувство щемящей тоски, что так по-сучьи грызет кости ночами – По привычке что ли. Я привык к этому великолепному дому, к этому городу, к этим педикам. – кивок в сторону Артура.
– Жить привык? – с напором спросил Лёшик.
– Это как? – поленившись разгрести, он снова вынул из груды мусора первую попавшуюся под руку бессмысль.
– Вот, на дороге, зачем вмешался? Из страха, из обиды, зависти?
Лёшик продолжал с пылом, он и не думал униматься. Что-то в этом человеке его вдохновило, его второе дно, причём, оно было на удивление лицеприятнее первого.
– Ну так, а как же?! – вспыхнул Саня – Лёша, ты подумай, горстка каких-то сволочей сбилась в стаю и делает из жизней аппликации – тут вырежут из судьбы кусок, там вырвут и склеивают из всех этих вырезок свою больную картину. И хрен они положили: инвалиды, бездомные, старики. Всё должно пасть пред их своеволием. Дай им власть побольше, Лёха, и безумие, необузданное, как вышедшая из берегов река, затопит всё. Как он там сказал, они придут к тебе в дом? А они придут и к власти, придут к тебе в голову и своими грязными сапожищами вытопчут всё. Это беспредел – и социальный, и моральный, и просто против жизни! Эти твари отнимут, что твоё и почему? – Саша снизил голос до шёпота, искренне возмущённый несправедливостью – За всю эпоху от падения Вавилонского величия до культа смарт-решений мы так и не научились дарить жизнь. Превращать детей в инструменты