в лифчик молодой соске с МУЗ-ТВ. Нужные телефоны, правильные слова, серьёзные приятели – всё это у меня есть. И я могу чем-то помочь – не себе, тем кому реально надо. А кто, если не я, Лёха? Даже нет… Если не я, то почему? Кто остановит этот беспредел? Ну, не весь, но хотя бы что могу, то сделаю.
Саша откинулся в кресле. Он часто дышал, вены у него на голове разбухли, а глаза заблестели, а зрачки растерянно бегали, точно он раскрылся и опустошил себя. На лице более не было самовлюблённой маски. Саша прихватил рукой лоб, чтобы успокоиться и закинул ногу на ногу, сидя как дворянин в халате посреди своего имения.
– Вот, – спокойнее сказал Лёшик – То жизнь, а это, – он с какой-то иронией обвёл взглядом стены из кирпича ручной работы, со вставками натурального дерева – По привычке.
Саша задумался. Его уже давно попустило и разум стал ясен. Лёша продолжал:
– Музыка, зачем тебе? Хлеб?
Тот попытался ответить, как будто бы глубоко, успев схватить направление, но не поймав характер ветра:
– Любовь безусловно. Помнишь, как Христос в христианстве… Любовь – это же часть удивительного чуда, которое во всём. – он развёл руками – Если я что-то и чувствую, то это…
Лёша не дал закончить демагогию. Считал посыл быстро и также резко прервал:
– Моли зачем музыка?
А этого-то Саня не ожидал и тут же встрепенулся, забыв про накидку из волокна пафоса:
– Анфиске-то? Хах, скажешь тоже, – он сделал себе новый стакан виски, забыв про предыдущий, что остался валяться себе в углу, отпил глоток и, как хитрый лис с лукавым удовольствием облизнулся, снова усаживаясь в кресло – Музыка – это её скипасс* на трассу, где она возвышенной дивой парит над миром грошовых зарплат, унизительно съёмных комнат и запаха жратвы из окна чурок по соседству. Это её святейший билет на оперу, где мужчины галантны, дамы изысканы, а она леди, которой принято подавать руку при выходе из Бентли и застёгивать на шее колье с камнями в тринадцать с чем-то карат. И тут она не безымянная певичка, которую со шлюхой по пьяни путают. И после концерта ей не придётся перемыть посуду, чтобы и на новые колготки деньжат подкопить, а то старые ещё на позапрошлом выступлении порвались. Эта-то слишком хорошо знает, что такое быть в рабстве у бедности, и, уж поверь, – он глубокозначительно проглотил обжигающий напиток и, причмокнув, издал блаженное «ах!» – Она НИ ЗА ЧТО в жизни не захочет снова зависеть и пресмыкаться. Анфиса уже попробовала нектар жизни благоустроенной, спокойной, где на артиста, как и на всех распространяются законы нормального человеческого уважения. И она сделает всё, чтобы не возвращаться из мира элиты обратно домой. Она выменяла зависимость от безысходности на зависимость от вынужденности. – заключил он отстранённо, и сам не заметив сути того, что сказал. Мы часто проглядываем в себе отголоски Вселенной.
Саша рассказывал с явным удовольствием. Видно было, что он тонко знал Анфису и её присутствие в собственных воспоминаниях грело его.