Божье творение со взглядом, унаследованным, наверное, у самого Мефистофеля – тянет испортить его примесью похоти. На глубине его будто покоится дикая, необузданная стихия, которую неминуемо влечёт выпустить на волю и отдаться её животной силе. Но всё это восхищение ломалось, блядь, о его фигуру-тумбочку. Словно миниатюрную лошадку в проходе поставили. Она и красивая, и ресницы длинные, и чёлка причёсана шелковистая, но комичная до одури! Вот, смотришь ему в глаза, и дала бы, а смотришь на всего персонажа в целом и не можешь к нему всерьёз относиться. И хотя Артур был напичкан полным боекомплектом метросексуала с гомосексуальным нанесением – поджатая лапка, сложенные губки, вся вот эта вот история – он не вызывал отторжения. Видимо, что-то внутри него, и в самом деле, было не так, как казалось.
А потом его внезапно неуместный голосок озадачил всю брутальную вакханалию чревоугодия:
– А, вы кушаете… Доброе утро!
Он проговорил это так женственно, сюсюкающе, так… Так… По-пидорски! Совсем не узнать того уверенного в себе тягача, что тащит семью к достойной жизни. Чуть растягивая слова, он уводил окончания вверх с утрированным «московским» акцентом. Тем не менее, сказал он это совсем по-простому, по-доброму, как к давним друзьям зашла заботливая домохозяйка. Видимо, педиком он был только по необходимости, а не по природе. Но в глазках его, широко распахнутых миру, читалась деланная наивность, словно он был взрослый открытый мальчик. Каждый жест, каждое движение, каждый отдельный шаг и вся походка передавали его розовую ватность. В его мире всё было милым, красивым, а феечки кушали радугу и какали бабочками.
Вспомнив «ночного» Артура с тембром местного Челентано, Лёха так и замер, и листок салатика повис у него во рту. Перед ним совсем сейчас не тот парень, который кормил семью и знал, как сделать из мальчика мужчину, чей голос внушал спокойствие и уверенность. Перед ним стояло нечто испорченное, вылизанное, вылощенное, выбритое во всех местах, проштудированное зондом Системы существо, согласившееся презирать себя. И два этих разнополярных образа никак не стыковывались у него.
От высокого и резкого звучания Артура Саня аж вздрогнул и подскочил на стуле. Нервно обернулся и тут же успокоился. Проворчал:
– Артур! Чтоб тебя черти драли! Ты меня когда-нибудь в могилу сведёшь голоском этим своим! Фанат ты что ли непризнанного таланта «Спокойной ночи, малыши»?! Звучишь, как грёбаный Степашка в необработанной версии!
Парень проигнорировал его язву.
– Мой хороший, не обращай внимания, Алекса́ндер – дикарь. – обратился он к Лёше.
Потом словно курёнок согнул лапку, то есть руку, протянул её Лёшику и сел за стол. Как следует встряхнул шейкер, перемешивая свой протеиновый коктейль и принялся глотать. Лёша ответил на рукопожатие нехотя, даже почти не сжимал руку, просто на автомате. Саня задорно, со взглядом полным иронии и сострадания снисходительно посмотрел на эту пародию в форме Артура. Словно псу, небрежно