будем мечтать о таких простых вещах! – произнес офицер.
– Думаете, на Деллафии переживают за нас?
– Надеюсь.
– Я тоже, – вздохнула девушка, вовсе не уверенная, что кто-то волнуется за нее на родной планете, учитывая, на каких тонах они расстались с Императором.
У них никогда не было взаимопонимания, лишь постоянные ссоры, стычки, обиды. Вспыльчивый, требовательный, жесткий, черствый, вечно занятый какими-то неотложными сверхважными делами, он полностью переложил ее воспитание на плечи многочисленных наставников, учителей, репетиторов и нянек. Изредка появлялся сам, но не для того, чтобы поинтересоваться ее делами, самочувствием или просто побаловать дочь своим вниманием, а чтобы устроить ей экзамен, проверяя, хорошо ли идет воспитание и обучение. И обычно эти экзамены кончались шумным скандалом и слезами, потому что Дели упорно не желала поддаваться занудным воспитателям, часто сбегая от них. В сердцах она кричала, что Император – бесчувственный тиран, плюющий на дочь с высокой колокольни, за что не раз сидела под арестом.
Он мечтал сделать из нее настоящую Императрицу – достойную себе замену, заставляя ее сидеть, как Императрица, ходить, как Императрица, говорить, как Императрица. А она противилась этому. Ее не прельщала перспектива погрязнуть навсегда в болоте тоски под названием «правление» и навеки забыть о себе, о своих желаниях, мечтах, свободе, в конце концов, потому что на себя времени не остается. Это пугало ее больше всего. А Император не желал ничего слышать и понимать и бесился от бестолковости и глупого упрямства своей дочери. Все чаще вспыхивали ссоры, разжигающие еще больше ее ненависть к Трону. Она мечтала о свободной жизни, полной приключений. А Император называл ее позором своей семьи, рода и Деллафии в целом, грозился отречься от нее и оставить голодранкой, отдать в жены космическому пирату, отправить на дикую планету и оставить там, заточить ее в самое глубокое подземелье на несколько лет для приобретения ума и послушания.
А ее мать – Императрица Дельфина – была тихой, спокойной, миролюбивой и побаивалась своего мужа, не говоря ему ни слова наперекор. Она была несчастлива в этом браке, так как вышла за Фиделя не по своей воле, а по воле своего покойного отца. Но, тем не менее, Императрица любила Филадельфию, всякий раз успокаивая, когда та прибегала к ней, залитая слезами от очередной перепалки с отцом, печально смотрела на дочь и говорила:
– Филадельфия, ссорами ничего не добьешься. Не мучай себя. От судьбы все равно не уйдешь, сколько ни противься. Короли не бывают счастливыми и свободными.
Но тем самым только усиливала желание империты противиться своей судьбе. Как она ненавидела эти слова! И, убегая в свои покои, горько рыдала от осознания своего бессилия против ненавистного Трона.
И, в конце концов, она улетела на Камарлен и вляпалась в мерзейшую историю.
– Вы были когда-нибудь на празднике Цветов? – снова спросила она.
– Нет, ни разу.
– Как? Совсем-совсем никогда? – не поверила та.
– Никогда. Я не люблю шумных скоплений народа, а на праздниках всегда