пресекли агитацию, утихомирили бы стрельцов. Но старый боярин делами в эти дни не занимался – недомогал. Ведавший же вместе с отцом Стрелецким приказом Михаил Долгорукий был слишком заносчив, чтобы обращать внимание на настроения стрельцов. Так заговор и вызревал – в сплетении текущих обстоятельств и случайностей, помноженных на злую и целенаправленную волю Софьи и ее сторонников.
Агитация Софьи строилась не на одних стрелецких обидах. Появился аргумент и повесомее. То, о чем говорила царевна вслух на похоронах брата – о несправедливом устранении от престола наследника Ивана, – оказалось как нельзя кстати. Один из летописных источников донес до нас разговоры в полках: как могло случиться, задавались вопросом стрельцы, чтобы «чрез большаго брата… выбрали на царство меншаго»? Конечно, такое произошло не без злого умысла: все сделано «по совету бояр, которые дружны Артамону (А.С. Матвееву. – И.А.) и Нарышкиным, дабы царствовать меньшему брату… а государством владети бы и людми мять им, бояром».
Такое осмысление событий было чрезвычайно близко низам с их традиционной антитезой: добрый государь – злые слуги. Софья давала стрельцам возможность выступить в роли судий, «выводящих из царства изменников», чем, конечно, подняла их в собственных глазах. Брожение усилилось. Стрельцы собирали круги, горячо обсуждая происшедшее. Явились слухи, подтверждавшие родившиеся подозрения: во дворце «измена». Говорили: государя Федора Алексеевича извели доктора по приказу Нарышкиных. Теперь они собираются извести царевича Ивана. Иван Кириллович Нарышкин будто был недоволен доставшейся ему боярской шапкой и уже украдкой примерял венец своего племянника. Зачем это было делать Ивану Нарышкину? Никто этим вопросом и не задавался. Но бунт всегда замешивался на иррациональном и смутном.
Заговорщики спешили. Со дня на день в Москве ждали приезда Матвеева. Опытный царедворец, он мог резко усилить партию Нарышкиных. Но даже появившийся Матвеев, кажется, был усыплен. Его возвращение из ссылки напоминало триумф. Славословие лилось рекой. С 11 мая, едва Артамон Сергеевич переступил порог своего дома, его стали осаждать многочисленные просители и гости, спешившие засвидетельствовать свое почтение. 14 мая Артамон Сергеевич имел душевную беседу с патриархом и «старшими боярами», которые ему «с великою любовию честь учинили». Вечером Матвеев отправился навестить старого друга, заболевшего Ю.А. Долгорукова.
Приезд Матвеева внес успокоение в душу вдовой царицы. Привыкшая с юных лет во всем полагаться на него, она уже считала, что все опасности позади. Как здесь не вспомнить ироничную фразу князя Куракина о легкомыслии Натальи Кирилловны, не любившей отягчать себя тревогами. В действительности положение только осложнялось. Заговорщики заторопились. Голландский резидент Келлер писал: «…Ожидаются большие бедствия, и не без причины, потому что силы стрельцов велики, а противопоставить им нечего». Признание удивительное. Получалось, кто