это какой-то очередной клерк с удивительной судьбой и возможностью притягивать к себе галактики.
– Нет, Клерка у неё точно нет. Не тот она человек.
– Определил за три фразы разговора?
– Я писатель, это моя профессия.
– Ты потерявший голову романтик, а это снижает точность исследования.
Август снова начал мерить комнату подошвами:
– Всё, что я хочу сказать… Знать степень авантюрности мне не важно, это ерунда. Какая разница, какой степени приключение, если эта затея сама по себе, она автоматически выше всех планок рутины. Я хочу сказать…
Младший брат повернулся к Луке и заговорил тихо, словно бы приоткрывая завесу своих заключений и переживаний.
– Даже если нам придётся сделать то сумасшествие, которое ты задумал, я – с тобой. Это действительно может отправить нас на самую вершину Олимпа романтики. Но ты знаешь себя, я знаю себя, и мы не знаем её, совершенно. Быть может, это дико звучит из этих уст, но я бы не хотел наломать дров уже с самого начала. Это важно для тебя, потому – вопрос: ты уверен, что это стоит делать именно так?
Лука не изобразил ни единой эмоции из большой мозаики, вызванной братской речью, и сумбурно клеившейся внутри него:
– Если не так невероятно, то зачем тогда вообще?
Музыкант помолчал.
– Необыкновенные девушки требуют необыкновенных свиданий. Пускай.
Старший брат поймал себя на мысли, что тот прав.
– Итак…
Август потер ладони.
– Что же она поёт?
***
Через несколько дней, проведённых в снах и размышлениях о будущем невероятного события, выдуманного влюблённым творческим нутром Луки, писатель вместе с братом досматривали последний акт «Фимбулвинтера», знакомого до боли его автору. Спектакль этот был большим экспериментом в творчестве и жизни Луки, и в качестве пробы он решил подослать его в «Равенну» под именем Августа. Когда пьесу приняли, Лука был ни капли не удивлён. Труппа в очередной раз удивляла кропотливой работой с первоисточником, не искажая и не коверкая рукопись, а слегка добавляя в него лоск, адаптируя под немного артхаусный стиль гигантского театра. У автора это вызывало симпатию, которую он относил либо к поднятому настроению в связи с тем, что он снова видел необыкновенную девушку на сцене, либо к готовящемуся чуду невиданной степени авантюризма.
– И где мы, по-твоему, будем сидеть целый час, чтобы нас не вытолкнули отсюда в шею?
– В прошлый раз я просто бродил себе по коридорам и ни на кого не напоролся. Здесь не гонят в шею, Август. Нет тут террора. Рассчитано на то, что богатеи сами поспешат вылететь из зала по машинам на ночь глядя.
– Охранники, тем не менее, есть. Спящие, правда.
– Чтобы не украли ничего. Чем ты зажиточнее, тем больше желание развлечь себя приключениями.
– Крадут только зажиточные? Да ты совсем оторван от реальности со своими сценариями.
– Зажиточные крадут, чтобы развлечься – говорю же.
– Тебя просто ни разу не ласкали славные руки сторонников правопорядка.
– Скажем,