временем.
Эд откинулся и вздохнул.
– Я не могу. Простите, это нарушение всех законов театра и чести. Счастливо.
Техник поднялся и, схватив в охапку шляпу и шарф, выдвинулся в сторону выхода.
– Эд?
Уже у самой двери он оглянулся.
– Что вы знаете о «Дельфине»?
Принц пошел ва-банк.
– Это вы ответственны за то шоу, которое грядёт в ближайшем будущем?
– Несколько человек и я. Команда. Я один из них, и генеральный продюсер этого представления. Как вы понимаете, моё имя не пустой звук в творческих кругах. И сейчас остановил я вас не для этого, а для того, чтобы поговорить на совершенно иную тему.
Эд задумался, отражаясь во вновь наполненном стакане, поднятом в его честь над столом, а писатель продолжал.
– Я хочу предложить вам работу. Нам очень не хватает квалифицированного звуковика, и, увидев вас в деле, мне пришла в голову мысль, что вы нам очень подойдете.
Лука постучал пальцами по столу.
– Всю жизнь… знаете, всю жизнь при слове «театр» у меня перед глазами стоял «Дельфин». И сейчас, когда я дождался своего приглашения, то… оказался связан контрактом с «Равенной».
– А вы не разрывайте контракт. Один вечер раз в несколько месяцев. Ваши работодатели не пострадают от нашего сотрудничества. Я их пьесами обеспечиваю, уж звуковика они отпустят на вечерние репетиции пару-тройку раз в неделю, да так, чтобы не совпадало с их графиком. Это ваше свободное время и свободное, соответственно, решение. Вы фрилансер, спрятанный в комнате с аппаратурой, которая находится в помещении вашей мечты. Никаких имидж-потерь для «Равенны».
Техник качал головой и слегка гудел, принимая тяжелое решение. Наконец, он выдавил с энтузиазмом и облегчением:
– Я… я не могу вам отказать. Не тут. Не с этой просьбой. Даже несмотря на то, что вы за сегодняшний вечер дважды предложили мне нарушить устные и письменные договорённости.
Лука улыбнулся.
– Мечты сбываются, друг мой. Приходите на досуге в «Дельфин», посмотрите, как идёт декоративная работа. Преображение закипает в полной мере. Для вас эти двери всегда открыты.
До звуковика только сейчас начинал доходить масштаб с ним случившегося.
– Когда будут репетиции, мы вам позвоним. А пока – походите, погуляйте. Теперь это и ваш театр тоже.
Эд был не столько озадачен, сколько взволнован, но по его расчерченному морщинами лицу этого было не сказать. Пухлый от природы, покрытый густой, уже начинавшей седеть бородой и, судя по всему, живший в классической инженерной жилетке, где покоились очки, часы, линейки и карандаши (ох, стереотипы), несчастный заложник сладкого шантажа сейчас находился между состояниями вины и исполнения мечты. Он балансировал в сладости и едком ощущении предательства (по его собственным ощущениям), поочередно окунаясь в каждую из сторон. Эд категорически не любил всё упрощать, составляя целые узлы из, казалось бы, шелковых нитей, и алкоголь сейчас ситуацию не облегчал – утяжелившийся и надутый звукорежиссер был похож на Сан�