всегда делается.
– Даже всегда?
– Как Бог свят.
– Но почему… почему не стреляли?
– Зачем? – удивился я. – Я не могу убивать женщин, а мои рефлексы таковы, что бью влет только на поражение… Пусть улепетывает, приведет к боссу.
Он спросил уже с уважением:
– Вы что, успели ей маяк нацепить? Где-нибудь… кхе-кхе, на невидном месте?
Торкесса посмотрела на меня негодующе, я поспешно мотнул головой:
– Какой маяк? Достаточно интуиции! Будто не знаю, какой у нее размер лифчика!.. На этом вы, инопланетяне, и ловитесь, а настоящий мужчина сразу определяет, что там и какое под платьем. Ладно, садитесь в машину. Кстати, в этой стране никто не представляется сразу, как сделали вы. Сперва долго разговаривают, а потом, когда надо имена употребить, вспоминают, что не познакомились, а теперь уже спрашивать неловко… И потом долго мнутся, переживают, комплексуют, интеллигенты хреновы!.. И еще вы перекрестились слева направо, как будто католик недобитый, мало вас Наливайко, Хмельницкий и Петлюра резали, здесь же крестятся только справа налево. Вот так и ловитесь, шпиены… Я уж не прошу выговорить «кукуруза»! Вы б там додумались еще негра прислать…
Понурившись, они вернулись в машину, я сел за руль, с крайней правой полосы перебрался в левый ряд.
С Окружной съехали пару часов назад, шоссе становилось все хуже, заброшеннее, наконец свернули вовсе на проселочную дорогу, пошли ухабы, нас трясло, подбрасывало, торкесса прикусила язык и обиженно умолкла. Небо темнеет, я включил фары. Два ярких луча осветили впереди жуткую разбитую колею, а по обе стороны сразу как будто завесили черным одеялом.
Торкесса совсем притихла, едем в абсолютной тьме, глаза медленно начали привыкать, по сторонам проскакивают одинокие деревья, а те, что подальше, проплывают медленно и с королевским достоинством. Свет впереди подпрыгивает, то высвечивает дорогу в шаге от передних колес, то пытается осветить далекие звезды и туманности.
Кварг сверился с картой, я видел, как жутко напрягся его затылок, по моей спине побежали крупные мурашки.
– Уже скоро… Минут через десять придется оставить машину.
– Пешком? – спросил я недовольно.
– У них радары, – объяснил он. – Все-таки военная база. Высшей секретности!
– А какова форма допуска? – спросил я.
Он покачал головой, лицо стало несчастнее некуда.
– Никакой, – ответил он убито. – Никто не смеет покидать базу. Никто не смеет заходить. Даже инспекции только по телефону с выключенными экранами, а операторам приказано общаться измененными специальными программами голосами.
Я сбавил скорость, через десять минут съехали на обочину, Кварг показывал дорогу. В самой чаще машину загнали в кустарник, я забросал ее ветками и оставил с включенным мотором на случай, если возвращаться придется… очень быстро. Кварг кивнул, приглашая полюбоваться на старенький жигуленок, что сиротливо затаился под пихтой, словно голодный олень, прячущийся от дождя.
– Как вам эта машина?
– Серенькая, – сказал