* * Движение по небу облаков, какая станет баба кем беременна, внезапную активность мудаков — Создатель расчисляет одновременно. Скоморошество, фиглярство, клоунада, шутовство — мастерства живое царство и свободы торжество. Пусть ходит почва ходуном, грохочет гром, разверзлись хляби, но кто родился блядуном — идёт под молниями к бабе. Пространство жизни нами сужено (опаска, сытость, нет порыва), а фарта тёмная жемчужина всегда гнездится у обрыва. С утра умылся, выпил кофе и обволокся дымом серым; к любой готов я катастрофе, любым распахнут я химерам. В какой ни скроемся пещере, пока лихие годы минут, лихое время сыщет щели, через которые нас вынут. Конторское в бумагах копошение и снулая семейная кровать — великое рождают искушение чего-нибудь поджечь или взорвать. Свобода, красота и справедливость не зря одушевляли нас веками, мне только неприятна их плешивость от лапания подлыми руками. Когда мы жалуемся, хныча, мы – бесов лёгкая добыча. Кто светел, чист и непорочен, исполнен принципов тугих, обычно тяжко заморочен мечтой улучшить и других. Где плоти воздаётся уважение, и духу достаётся ублажение. По жизни всей отпетый грешник и всехних слабостей свидетель, отменный быть я мог насмешник, но я – печальник и жалетель. Дивным фактом, что, канув во тьму, мы в иных обретаемся кущах, не случилось пока никому достоверно утешить живущих. Взойдёт огонь большой войны, взыграет бойня дикая, по чувствам каждой стороны — святая и великая. Где теперь болтуны и задиры, посылавшие времени вызов? Занимают надолго сортиры и дремотно глядят в телевизор. Жестокость жизни беспредельна, слезу не грех смахнуть украдкой, а вместе с этим нераздельно — блаженство пьесы этой краткой. В пространстве духа тьмой кустисты углы за светлыми дворами, там оборотни-гуманисты стоят обычно с топорами. Пока наш век неслышно тает, душа – болит, а дух – витает. Похоже, я немного раздвоился, при этом не во сне, а наяву: я тот люблю дурдом, где я родился, и тот люблю дурдом, где я живу. По виду несходства раздор наш понятен, и зряшны резоны цветистые: за грязные руки он мне неприятен, а я ему
