Много! У него теперь попа очень грязная.
Причем, как отметил про себя Твердов, мальчик абсолютно не был похож на Серегу. Слишком уж черненький какой-то сынок у русоволосого и голубоглазого Сереги.
– Ах ты, Господи, Миша, – всплеснула руками Ольга, – так чего ж ты ему попу не вытрешь?
– А я знаю чем? – пожал плечами Миша и полностью вошел в комнату. Мало того, что у него смуглая кожа и смоляные волосы на голове, так еще и черный волосяной пушок на руках. Миша, как и Вадик, разгуливал по дому, в чем мать родила.
«Такой маленький, а уже такой волосатый», – подумал Твердов, чувствуя, как запах из-за занавески становится все гуще.
– Тогда Иру попроси или Веру, – выпрямилась мать, держа в правой руке полную трехлитровую банку с крыжовенным вареньем.
– А они еще спят.
– Так разбуди их, сынок, видишь, к нам дядя в гости зашел. Скоро завтракать будем. Я вам кашу разогрею.
– Вижу, – пробурчал Миша, – не сводя загоревшихся глазенок с варенья.
– Иди, разбуди девочек, пускай Вадиком займутся.
– Да, они сразу драться станут.
– Ладно, сейчас приду, – улыбнулась Ольга, поставив банку на край стола. – Сашенька, посиди минутку, я, сейчас, быстренько.
Твердов заерзал на табуретке, его прямо подмывало встать и уйти. Вернее, бежать. Бежать отсюда подальше, без оглядки и больше никогда сюда не возвращаться. Ольга, легко ступая босыми ногами по полу, вышла из комнаты, а мальчик ее Миша остался у входа и, колупая маленьким пальчиком в смуглом носике. Он немигающим взглядом продолжал изучать командира отряда студентов и одновременно коситься на банку с вареньем. Твердов почему то остался.
– А ты что, студент? – бесцеремонно спросил Миша, вытащив из правой ноздри огромную зеленую козюлю и привычно размазал ее по стене.
– Студент, – кивнул Александр, внутренне содрогнувшись.
– Ты тоже с мамкой на чердак полезешь?
– Куда?!
– На чердак, – поднял глаза кверху малыш.
– Не знаю, а зачем?
– Так она завсегда со студентами на чердак лазает, а папка ее потом бьет в кровь.
– Миша, ты, что такое говоришь, – смущенно произнесла появившаяся из-за занавески Ольга с детским горшком в левой руке, прикрытым наглухо эмалированной крышкой.
– Я правду говорю, – топнул ножкой мальчик и неожиданно подбежал к помойному ведру и принялся в него яростно мочится, направляя струю в самую середину ведра, отчего брызги полетели на и без того мокрую стену.
– Миша, ты чего творишь, – добродушно покачала головой его мама, – ты же уже большой мальчик, мог бы и на улицу выскочить.
– А мне сейчас вот приспичило! – сердито ответил сынок и, завершив мокрое дело, вернулся к столу.
– Ладно бы Боря так сделал, ему всего три года, а тебе уже скоро семь будет, в этом году в школу пойдешь. Там тоже так же станешь себя вести?
Миша насупился и не отвечал, продолжая исподлобья изучать Твердова. Ольга глубоко вздохнула и вместе