комиссии оказалось бескомпромиссным:
«1. Фрегат сдан неприятелю без сопротивления.
2. Хотя офицеры и положили драться до последней капли крови и потом взорвать фрегат, но ничего этого не исполнили.
3. Нижние чины, узнав о намерении офицеров взорвать фрегат, объявили, что не допустят сжечь его, впрочем, и они не приняли никаких мер для побуждения своего командира к защите»12.
Из выводов же морской комиссии следовало, что «…каковы бы ни были обстоятельства, предшествовавшие сдаче, экипаж фрегата должен подлежать действию законов, изображенных: Морского устава, книги 3, главы 1, в артикуле 90 и книги 5, главы 10, в артикуле 73…»
Достаточно сказать, что артикул 90 Морского устава Петра Великого гласит: «В случае боя, должен капитан или командующий кораблем, не только сам мужественно против неприятеля биться, но и людей к тому словами, а паче дая образ собою побуждать, дабы мужественно бились до последней возможности и не должен корабля неприятелю отдать, ни в каком случае, под потерянием живота и чести».
Толковался 90 артикул следующим образом: «Однако ж, ежели следующие нужды случатся, тогда, за подписанием консилиума от всех обер- и унтер-офицеров, для сохранения людей можно корабль отдать: 1. Ежели так пробит будет, что помпами одолеть лекажи или теки невозможно. 2. Ежели пороху и амуниции весьма ничего не станет. Однако ж, ежели оная издержана прямо, а не на ветер стреляно для нарочной траты. 3. Ежели в обеих вышеописанных нуждах никакой мели близко не случится, где б корабль простреля, можно на мель опустить».
В случае же сдачи корабля без веских на то оснований применялся артикул 73: «Буде же офицеры, матросы и солдаты без всякой причины допустят командира своего корабль сдать, или из линии боевой уйти без всякой причины, и ему от того не отсоветуют, или в том его не удержат, тогда офицеры казнены будут смертию, а прочие с жеребья десятый повешены».
Как видим, «прорубатель окна в Европу» (я о Петре Великом) в законах разбирался: сдал корабль врагу – на рею! Сурово – но справедливо. И по всему выходило, что по возвращении Стройникова и его экипажа из турецкого плена всех следовало повесить. Всё по уставу. Как завещал навеки вечные приснопамятный Пётр Алексеевич.
И всё же Грейг был тёртым калачом – не зря на столь высокой должности задержался не на год – почти на два десятка лет, что, согласитесь, не каждый выдюжит. Седовласый адмирал прекрасно понимает: преступление Стройникова тёмным пятном – да что там – грязной кляксой! – ляжет на овеянном славой белоснежно-голубом Андреевском флаге. В этот момент командующий флотом делает решительный шаг, попытавшись ситуацию несколько сгладить.
«…Стихнувший ветер отнял средства уйти от неприятеля, – пишет он Государю Императору. – Показание командира, что многие из нижних чинов не могли быть при своих местах по причине качки, заслуживает внимания потому, что в числе 216 человек, состоявших на фрегате, было 129 рекрутов»13.
Смело. Многие исследователи за это письмо императору