лась, была стеной дома, жилого дома. Одного из тысяч в этом неблагополучном и бедном уголке Марселя, в котором жили далеко не самые респектабельные слои населения. Из года в год они устраивали здесь потасовки, занимались мошенничеством и приторговывали, выбивая себе возможность прожить ещё один день.
А теперь развалины чьей-то маленькой грязной комнаты служили ей укрытием. На ней было не самое лучшее её пальто и далеко не лучшие туфли на каблуках, которые, заразы, очень жали. Через пробитую крышу виднелось безоблачное зимнее небо, но дверь в этой комнате была всего одна. Как же глупо было забегать сюда в надежде спрятаться от патрульных! Они с самодовольным видом прохаживались мимо руин, пока их сослуживцы закладывали взрывчатку в следующие дома, попутно выгоняя жильцов Старого квартала из их дыр. Патруль переходил из одного дома в другой, и её дом был следующим. Сверху долетало эхо разрывающихся вдали снарядов, грохот падающей кладки и очереди выстрелов.
– Парни, они там ещё крыс нашли, – сказал кто-то из них – немолодой, судя по голосу. Наверное, офицер.
– Но мне-то нужна мышь, – ответил кто-то ещё, и все засмеялись.
Друзьям Нэнси и в мирное время не пришло бы в голову забраться в эту часть города. Здесь было слишком опасно и слишком непривычно. Но она, оказавшись в первый день своего приезда в Марсель на крутых и узких улочках Старого квартала, сразу же влюбилась в них – в них и в тех пьяниц, игроков и прочих грешников, с которыми ей довелось здесь познакомиться. Она полюбила здешний злой и разноцветный контингент, яркие контрасты его жизни и нырнула в них с головой. У неё был талант оказываться там, где не надо. Именно поэтому зарабатывать на хлеб ей понадобилось не где-нибудь, а во Франции, и не кем-нибудь, а журналистом. Она знала, что благодаря австралийскому происхождению сможет провернуть то, что большинству француженок, щепетильных до собственной репутации, даже не снилось. В течение нескольких лет она научилась без страха передвигаться по этим извилистым улицам и переулкам, делить курево с шантрапой и грязно переругиваться с их главарями. Даже обручившись с одним из богатейших промышленников города, Нэнси не перестала делать то, что взбредёт ей в голову. И всё получалось. Когда началась война и запасы продовольствия оскудели даже в регионе Виши, Нэнси уже перезнакомилась с половиной спекулянтов города.
– Здесь пусто, капитан!
– Ладно, тогда в следующий, парни.
А потом в город пришли нацисты с их мерзкими рожами и хладнокровной жестокостью, разрушив иллюзию, что во Франции ещё остались незахваченные территории. С зачинщиками беспорядков, контрабандистами и ворами Старого квартала они решили не церемониться, а просто сжечь их дома дотла и перестрелять всех, кто не успеет убежать.
Поэтому, сидя за стеной и ожидая приближающийся патруль, Нэнси была вынуждена признать: ехать сюда на это последнее задание, когда эсэсовцы ищут среди развалин выживших и бежавших, – плохая идея. На самом деле эти садисты в сапогах охотятся здесь только на одного человека – связную движения Сопротивления и организатора вывоза из страны беженцев, известную под именем Белая Мышь. А когда ты не только мисс Нэнси Уэйк, бывшая журналистка и принцесса на горошине марсельского бомонда, а ещё и та самая Белая Мышь, то ехать сюда – это очень плохая идея, совершенно не умная и ужасная, как ни посмотри.
Можно подумать, у неё был выбор! Все её задания важны, но сегодняшнее – критически важно и должно быть выполнено, даже если в процессе немцы порвут мир вокруг в клочья. Полная решимости, она вышла утром из роскошной виллы, в которой они жили с Анри, миновала патрули, разыскала в Старом квартале нужного человека, заставила этого лукавого и скользкого чёрта выполнить его часть договоренности и получила то, за чем пришла. Сейчас она сжимала под мышкой свёрток, обернутый пронацистской печатной лабудой из региона Виши. Нэнси заплатила за него тысячу франков, и, если получится вернуться живой, каждый сантим будет оправдан.
Нужно выбираться отсюда. Прямо сейчас, иначе она не успеет на следующую встречу. Если они найдут её и начнут допрашивать, это займёт время, даже если они купятся на её привычный спектакль: «Я? А что я? Я просто возвращаюсь с вод и не туда свернула. Как вам идет эта форма, офицер! Ваша мать, наверное, очень вами гордится». Бог свидетель, сколько раз за последние два года флирт, подмигивания и красная помада помогали ей проходить досмотры и проносить секретные сводки и радиодетали для нужд Сопротивления под подкладкой сумки или под чулками у бедра. И сейчас ей во что бы то ни стало нужно попасть на следующую встречу вовремя.
Двое патрульных уже в коридоре. Чёрт! Если каким-то образом выгнать их на улицу, она сможет убежать через заднюю дверь. Либо так, либо придётся застрелить всех, кто встанет на пути.
Нэнси достала из сумки револьвер и облизала губы. Времени на метания не оставалось. Просто нужно это сделать. Она подняла голову и осторожно выглянула из-за разбитой оконной рамы, оценивая обстановку справа и слева. В доме по диагонали от неё сохранилась часть второго этажа. Кто-то пожадничал тротила. Нэнси рассмотрела стол и вазу, аккуратно стоявшую по центру. Стен и потолка в этой комнате не было. В вазе стояла одна распустившаяся