Она знала, что о свадебном торжестве будет говорить весь город, и хотела, чтобы Анри мог им гордиться. Каждый час, который она потратила на споры с шеф-поварами, флористами и портными, оправдал себя. Получи, Марсель! Под столом в банкетном зале, покрытым позолотой, она вложила свою руку в его. В этот момент он обменивался шутками с управляющим своей кораблестроительной фабрики и не смотрел на неё, но сжал кончики пальцев и погладил большим пальцем её ладонь. Это прикосновение заставило её трепетать.
– Мадам Фиокка, – услышала она чей-то голос. Это был Бернар, метрдотель и один из самых близких друзей Нэнси. Он сделал шаг назад, пропуская официанта, который установил на подставке у её локтя серебряное ведро со льдом и поставил перед Нэнси и Анри чистые бокалы, а потом поднял изо льда охлаждённую бутылку, продемонстрировал ей и, получив кивок, открыл её – профессионально, без выстрела – и наполнил их бокалы.
Анри повернулся, увидел этикетку и громко рассмеялся.
– Как тебе это удалось, Нэнси?
– Я же сказала тебе, что отлучалась сегодня по очень важному делу, Старый Медведь.
Он покачал головой, принял из рук Бернара бокал и через силу улыбнулся.
Нэнси встала и постучала вилкой по бокалу с шампанским. Краем глаза она заметила, как Габриэль и её столь же не расположенный к ней отец напряглись. Невеста будет говорить тост на собственной свадьбе? Шок, это ни в какие рамки! А вот и да, Нэнси будет говорить тост.
– А ну-ка, потише, черти! – Она замахала рукой, и дирижёр одним движением оборвал музыкантов прямо посередине номера, а гости, хихикая, начали шикать друг на друга. Нэнси подняла свой бокал.
– Спасибо! Что ж, мой отец не смог сегодня приехать, но он шлёт большой привет из Сиднея, – что крайне маловероятно, потому что она не видела его с пятилетнего возраста. – А мою мать мы не приглашали. Если бы вы были с ней знакомы, то поняли бы, что это мой подарок всем вам. – Злобная сгорбившаяся женщина, и их дом был ей под стать. В одной руке у неё всегда была Библия, а в другой – трость. Да чтоб она сгнила. – Поэтому я попробую сама произнести приличествующий тост. Сегодняшним вечером я хочу произнести тост за моего мужа, – тут она сделала паузу, давая возможность прозвучать возгласам и свистам поддержки, – с бокалом Krug 1928 года, потому что именно его он заказал в вечер нашего знакомства, когда Франция ещё была свободна. Но пусть идёт война, пусть нацисты ходят по нашим улицам, но в этот вечер я хочу вам сказать вот что: пока мы свободны в своих сердцах, Франция – свободна. Анри, я знаю, что взять меня в жёны – задумка непростая, дорогостоящая и хлопотная, но ты – моя глыба, и вместе мы выстроим жизнь, соответствующую этому первоклассному шампанскому. Я тебе это обещаю.
Анри поднялся, поднёс свой бокал к её и на мгновение, когда их глаза встретились, они остались вдвоём во всём мире.
– Мадам Фиокка, – произнёс он и сделал глоток. Кто-то в толпе громко вздохнул, и даже Нэнси почувствовала, что этот момент сентиментален до слёз. Но нет. Сегодня – время праздника.
– К черту