большей части это были британцы и с ними – пара весёлых деревенских парней из Айовы из американских ВВС. У них было такое заразительное чувство юмора, что Нэнси успела в них влюбиться. Трое британцев уже неделю сидели на явочной квартире в пригороде Монпелье, говоря исключительно шёпотом и стараясь не передвигаться по квартире, чтобы их не услышал сосед, преданный сторонник вишистского режима. Большинство же остальных сбежали из транзитного лагеря, где ожидали отправки на северо-восток, в Германию. Нэнси, Филипп и Антуан рассчитывали, что их будет шестеро, но новость распространилась по лагерю, и другие заключённые тоже захотели рискнуть. Последнего члена группы они забрали с конспиративной квартиры из самого Марселя, где после появления Бёма оставаться было уже небезопасно. Его звали Грегори. Мать у него была француженка, поэтому англичане сбросили соотечественника с парашютом в тыл врага в помощь лояльным французам, но уже через неделю гестапо схватило его прямо на улице. Оказалось, что его контакт в этом городе перешёл на сторону властей.
В плену гестапо он пробыл целый месяц, а потом пошёл на сумасшедший риск и выпрыгнул в окно первого этажа прямо во время допроса на глазах поражённых охранников. Каким-то чудом ему удалось смешаться с рыночной толпой, где ему помогли. Один мужчина отдал ему свою кепку, второй – длинный голубой плащ, который носило большинство фермеров, третий – собственные башмаки. Офицеры гестапо, которые тут же высыпали из штаба на поиски, внезапно оказались заблокированы – случайно, конечно же – столпившимися хозяевами палаток и тележками, набитыми товаром. Новости о его бегстве дошли до членов Сопротивления, которых в городе по-прежнему было немало. Его обнаружили и передали Нэнси.
Грегори прошамкал ей свою историю, а это было нелегко – ему выбили зубы. Обычно беглецов перегоняли по маршруту через Пиренеи, но у него не было ни малейшего шанса выдержать этот пеший путь. У него были вырваны ногти на правой руке, сломано запястье, треснуто ребро. На теле не было живого места, он был весь в синяках. Нэнси понятия не имела, что с ним делать. Его просто кормили и держали в укрытии, пока не пришло сообщение от британского флота. Слава богу. Она самолично отправилась за ним, и вместе, рука об руку, они прошли по улицам Марселя. Лицо со следами переломов они замотали шарфом Анри, худобу спрятали под пальто Анри, на голову надели шляпу Анри. Они сели в автобус, идущий на побережье, и он тихо и искренне её поблагодарил и больше практически не открывал рот.
Нэнси посмотрела на часы. Чёртовы ВМС опаздывали – не критично и не настолько, чтобы стало ясно, что они не появятся, но всё же опаздывали. Сколько они смогут их ждать? Как ей разместить всех этих людей по квартирам до рассвета, если британцы не объявятся? Здесь, на востоке Марселя, побережье было каменистым и крутым, в основном известняковым, и в темноте выглядело призрачным. Маленький пляж, окружённый кустами дикого шалфея и соснами, был одним из немногих мест, куда могла подойти лодка. Она надеялась, что ничего страшного не произошло. Если всё по плану, субмарина сейчас где-то там, в восьмистах метрах