весе. Зажив во второй половине девяностых сытой жизнью, набрал пятнадцать килограммов, – тут же устыдился пуза, сбросив на тренировках несколько кило, вернул плоский живот, но потом всю жизнь все-таки соответствовал тяжелой, если брать профессионалов, весовой категории.
Облик Витали довершало без должной тщательности вылепленное природой крупное лицо. Голова, соответствуя фамилии, не очень заметно тяготела к одноименной форме.
В относительно спокойные годы резкие черты лица Кубова смягчились. Короткую стрижку сменило бритье – стал лысеть – под ноль. Голова в области подбородка приобрела массивность. Ни дать ни взять – директор чего-нибудь крупного, важного. Взгляд Витали, как десять, двадцать лет назад, то смотрел вокруг бойко, радостно, то вдруг утяжелялся. Словно над морем появлялись облака – и те же волны, что минуту назад весело искрились, теперь, мрачно перекатываясь, предрекали шторм.
Замешкавшись, стоит ли, Кубов вошел в здание вокзала. Без одного года тридцать лет назад поезд из Брянска прибыл на перрон Киевского. Громко заскрипели открываемые проводницами двери вагонов. Виталя, всю ночь ворочавшийся на верхней боковой полке и пробудившийся с ощущением, что надуло в ухо, чувствовал волнение и легкую слабость.
Виталя покусился, пожалуй, на самое святое, что тогда вообще могло быть у советского абитуриента, – на Институт международных отношений.
В тот год отмечалось Тысячелетие Крещения Руси. Страна еще не понеслась по колдобинам приватизаций-деноминаций. По-перестроечному все громче говорили о возрождении православия, о христианских ценностях. Виталя хорошо помнил, где тридцать лет назад на Киевском продавались книги, ведь он купил там тогда «Белую гвардию». Любимую его в какой-то период книгу.
В 88-м, когда Виталя приехал поступать в МГИМО, страна доживала триумфальный период «Огонька» и сенсационных телемостов: «Секса у нас нет, и мы категорически против этого!» Тогда еще в моде были «интеллектуальные бестселлеры» – Булгаков и т. п. Года через два даже Пикуля на московских развалах вытеснили похабные книжки Гарольда Роббинса и еще более похабные, но хотя бы почти без текстов, журнальчики.
Кубов в первые месяцы в Москве (студентом стал уже после армии, поступив в институт физкультуры), по настоянию матери, ходил звонить домой с Центрального телеграфа почти каждую неделю. Заказав пять минут разговора с Брянском, докладывал о своих успехах.
Так длилось не один месяц, но с конца второго семестра он уже постоянно снимал квартиру с телефоном. Необходимость ездить на переговорные пункты отпала. Можно было, набирая код Брянска, в удобное для себя и родителей время рассказывать провинциалам столичные новости. Отец и мать также довольно часто звонили сыну, боясь, как бы «мальчик» в большом – полном соблазнов – городе не сбился с пути истинного и вообще не потерял голову.
Виталя перезванивался с друзьями, товарищами,