рапорт. Рапорт и отмеченные места читал Цензурный комитет и во всем одобрил мнение Палаузова. Кажись, чего бы лучше? Так нет, в Главное правление цензуры Комитет донес так: вот, дескать, мнение Палаузова о стихах Шевченко и более ни слова. Дело это попало к Арсеньеву, который мне объявил: «Спрашивали мы не мнения Палаузова, а Комитета, и если я рапорт доложу Муханову, то он наверное обратит его в Цензурный комитет, и дело будет испорчено; а лучше надо подождать Ковалевского». Будь этот рапорт одобрен Комитетом, мы бы разрешили, не говоря ни слова. Поэтому-то и я даже просил приостановить дело до министра.
Ну теперь, Тарас Григорьевич, как поживаете Вы-то? Что Ваша супруга? А нары в Вашей мастерской? Мы и теперь часто вспоминаем о Вас и Вашей женитьбе. С Николаем Ивановичем я видаюсь решительно каждый день. Что за прелесть этот Николай Иванович! Чем более узнаешь его, тем более любишь. Время проводим недурно; намедни я, Николай Иванович и Котляревский ездили в Псков. Кричим, спорим, как в двадцать лет. Новостей у нас хороших немного; в будущем все становится мрачнее и мрачнее, так что иногда мороз по коже подирает. Погода отвратительная, уже целый месяц дожди и холод. Поволжье готовится к голоду; везде страшные пожары и далеко не случайные. Ну, да о новостях, надеюсь, скоро услышите сами, полагая, что Вы будете скоро между нами. А пока Вам сообщу самую грустную новость: Полонский без места и без денег с страшным ревматизмом в ногах валяется на мельнице Штакеншнейдера за Гатчиною. А его не распустившийся еще цветочек плачет втихомолку, поглядывая на сына да калеку мужа. Много бы хотелось предъявить обвинений на человечество; да самому, как подумаешь, становится страшно. Скажу одно: Полонский буквально ползает по полу на четвереньках, а человек, ей-богу ведь, хороший, или, как Вы говорите, гарный. О Марье Александровне ни слуху ни духу; обещалась высылать статьи и ничего не высылает; тоже, должно быть, хорошо! Кому же в ум пойдет на желудок петь голодный. Тургенев обещался к июлю прислать ее «Институтку» по-русски, и также нет слуха. Приезжайте поскорее, право, уж очень хочется обласкать Вас, а пока целую крепко, крепко, по-братски искренно любящий Вас
Д. Кожанчиков.
31 июля
1859 г.
343. М. I. Костомарова до Т. Г. Шевченка
2 серпня 1859. С.-Петербург
СПб, 1859, августа 2.
Коханий Тарасе! Будь ласків, друже, найди де-небудь намальованого або награвірованого Сковороду, хоч малого, хоч великого, а то хоч двох або трьох, коли вони різняться між собою. Мене прохали в бібліотеці, щоб я написав до тебе й попрохав тебе об сім. Ти собі їздиш та їздиш по Україні, а я собі сиджу та все сиджу, та вже не за Україною, а за варягами та за хвинськими і турецькими народами, котрі помішались з руським народом. Вірші теж досі лежать десь і не двигаються. Приїзди швидше, щоб тебе здоровим угледіть. Може, в Україні зостанешся: козакуватимеш або оженишся.
Пиши до мене. Білозерський уїхав до своїх в Кострому і прислав відтіль листа і просить, щоб думали об його журналі і готовили, що можна.
Н. Костомаров.
344. Т. Г. Шевченка до В. Г. Шевченка
20 серпня 1859. Прилуки
20 августа.
Прилуки.
14 августа