себе. Чувство гармонии, возникающее в теле и голове, восстанавливает мои душевные силы. Иногда, когда я начинаю думать об этом, я понимаю, что походы в одиночестве – это мой собственный метод достижения трансцендентного состояния, своего рода медитация при ходьбе. Я не могу достигнуть этого состояния, когда сижу и пытаюсь медитировать, произнося мантру «ом»; достигнуть этого состояния я могу только тогда, когда я иду один. К сожалению, как только я понимаю, что у меня наступил такой момент, эти ощущения уходят, все мои мысли возвращаются, трансцендентность исчезает. Я тщательно работаю над тем, чтобы научиться вызывать у себя это чувство полного удовлетворения, однако мои рассуждения о нем вытесняют само чувство. Несмотря на эфемерность этого чувства, подъем настроения, который сопровождает его, сохраняется у меня на протяжении нескольких часов, а иногда даже дней.
Сейчас 14:15, дневная погода пребывает в хрупком равновесии – солнечный свет чередуется с тонкими слоистыми облаками. В открытой части каньона температура примерно на пятнадцать градусов выше, чем на дне глубокой расщелины. По небу плывут кучевые облака, похожие на затерянные корабли, но тени от них нет. Я дохожу до широкого высохшего русла реки, которое входит в каньон с правой стороны, и сверяюсь с картой. Это восточный рукав. Кристи и Меган, без сомнения, выбрали правильное направление, чтобы вернуться назад. Тогда выбор казался очевидным, однако в дикой местности даже очевидные решения должны быть перепроверены. Ориентирование в глубоком каньоне может оказаться сложным и обманчивым. Иногда мне хочется думать, что в этом ничего сложного нет, нужно всего лишь идти прямо. По обеим сторонам от меня стометровые скальные стены, расстояние между ними не превышает полутора метров, они не позволят мне отклониться в сторону, наподобие того, как я мог бы сойти с маршрута на склоне горы. Однако раньше мне уже приходилось сбиваться с пути.
И тут мне вспоминается 60-километровый поход по каньону Пария, который я совершил в одиночестве. Я прошел примерно треть маршрута по каньону, когда полностью потерял направление и не понимал, где нахожусь. Я прошел еще восемь километров вниз по течению, прежде чем обнаружил ориентир, который был отмечен на карте. Положение было критическим, потому что мне нужно было найти выход из каньона до наступления темноты. Когда вы ищете вход в каньон или выход из него, отклонение от маршрута на пять метров иногда может полностью дезориентировать вас. Поэтому теперь я обращаю на свою карту самое пристальное внимание. Когда я в самой глубине каньона, я сверяюсь с картой даже чаще, чем когда нахожусь на вершине горы, иногда даже через каждые двести метров.
If we could see the many waves
That float through clouds and sunken caves
She’d sense at least the words that sought her
On the wind and underwater[5].
Песня превращается во что-то неуловимо атональное, ускользающее от моего внимания, когда я прохожу мимо еще одного мелкого русла, с правой стороны впадающего в главное русло каньона. На карте сухое русло реки, или арройо, соответствует тому, что Келси назвал малым