дальше, в сторону от озера.
Дальше стояли руины тридцать второго и тридцать первого домов. Напоминали они о Сталинграде, и о вспарывающих камень и кирпич фугасах, и о фельдмаршале Паулюсе, выползающем из-под схожих развалин с поднятыми передними лапками.
Но бои здесь, что характерно, не шли – не докатился германский блицкриг до прибалхашских степей. И фугасы иных супостатов из-за периметра не залетали. И Паулюс, понятно, в подвалах этих трехподъездных домишек не ошивался… Все разгромили свои – за одну ночь. Зимой (уже после Прогона) дома расселили и отключили от света и тепла в видах экономии. Дабы перевести в личный генерала Таманцева резерв жилого фонда. Ага. Перевели. Всю ночь тени-морлоки копошились в опустевших зданиях – к утру остались лишь стены и перекрытия. Окна, двери вместе с косяками, паркет и линолеум с полов, сантехника, электрика – все под метелку. Обошедший утром оба дома Гамаюн обнаружил лишь два относительно пригодных к употреблению предмета – забытую на гвоздике в ванной мочалку средней степени изношенности и выцветший древний постер Саманты Фокс – причем о левую грудь секс-дивы кто-то долго и старательно гасил окурки. Гамаюн вполне мог выяснить – кто, но не стал…
Никто из домов-призраков на него не покусился. Хотя местечко идеальное – никто не будет канючить под руку: “ну дай, дай пальнуть!”, узнав, что собираются покончить с опостылевшим начальником Отдела. И дорожек для отхода – куча. Но руины молчали.
Значит – и дальше не убьют. Дальше людно, дальше не с руки. Отлично. Наша благодарность “орлятам” и их штабу. И их рядовым членам, не допустившим нарушения приказа и партизанской самодеятельности. Нервы не шалят, руки не дрожат, все под контролем, все идет по плану заговорщиков. И Гамаюна.
…Он шел в сторону штаба чуть быстрее обычного – возня с айдахаром сбила график прогулки.
Тут в него и выстрелили.
И – попали.
II. Женька
1.
Она спустилась с откоса у шестьдесят второго дома, крайнего в городке, и пошла к гаражам.
Гаражи стояли двумя рядами. Один – вдоль мелководной бухточки (опасные жители озера в эту лужицу не заплывали). Здесь хранились лодки. Моторки. Катера Замки и двери ржаво-безжизненные – на рыбалку в озеро теперь не выйдешь. И на закате знакомую девушку по гладко-зеркальной воде, прямым курсом на полуутонувшее солнце, – не покатаешь. И в город Балхаш, по магазинам, напрямик, не объезжая долгой степной дорогой озеро – не сгоняешь. Катера уныло ржавели в темноте гаражей – кроме самых больших, реквизированных Отделом на нужды береговой охраны.
Во втором ряду – хоромы автолюбителей. Здесь владельцы появляются чаще, но не особо – за периметр выезжают колонны или конвои, где легковушкам места нет. А невеликие расстояния Девятки и пешком одолеть можно… Да и бензин стал дороже спирта. Женькин папа, впрочем, пешком передвигаться не любил, и добился-таки служебного горючего, и по утрам подбрасывал ее до школы… Но свой «жигуленок»