по самой голове. Тоже, неплохо. А чем не «перенятый огонь»? Чем не «Олимпиада»?
– С «мамой»? Из-за них же вы, столько не виделись и он не приезжал. Сам говорил, что она запрещает тебе жить с ним. А ему – запретила жить с вами. Запретила говорить и видеться…
– Я соврал! – рявкнул Женя, но продолжал «пилить» взглядом, так и не поднявшую на него глаза, Софию. – Просто, не правда ли? Ровно, так же, как ты соврала мне, когда уверяла, что все нормализовалось. Что все стало, не так плохо и не так ужасно, не так больно… А сама стоишь, сейчас передо мной, в черном, более-менее, свободном. А дальше, что? «Приверженец» и «фанатка хиджабов»? Или нет… «Белый саван»? «Тапочки»?!
Плачь медленно, но верно «перерастал» в рыдания и истерику. Но девушка, так и не оторвала ладоней от лица. Стараясь, то ли сдержать влагу. То ли повышающийся, с каждым разом все сильнее, звук. Начинающий «глушить», как минимум Женю. Который был рядом с ней и над ней, сцепив губы в полоску до «белоты» и «синевы». Сжав веки и кулаки до хруста костей.
Он делал ей больно. Очень больно! А обещал, никогда и ни при каких обстоятельствах… Снова, соврал. Но она делала больнее и делает, до сих пор. Вместо того, чтобы признаться и рассказать все, она плакала. «Разрывая» его сердце еще больше и на меньшее «число частей». Все, «мельче» и «мельче». «Стирала в порошок» и «развеивала» их. Он держался, стоял на «своем» из последних сил.
Она должна была ощутить то, что ощутил он, увидев ее «такую». Почти, «прозрачную» и «исчезающую». А еще то, как до чертиков больно, от осознания того, что еще немного и он бы не успел. И действительно, потерял ее!
Он бы не смог… «Теребил» бы душу до конца своих дней. Пока бы, окончательно не свихнулся, и не бросил свою будущую жену и будущего ребенка. И не «ушел» следом, как самый настоящий эгоист. Чертов эгоист и самолюб! Который бы своей гордостью «разрушил» все, «дорушив» за ней.
Но она – не гордая, нет! В ней нет этого, не было и не будет. В ней есть добродетель. Чертова добродетель и забота обо всех них, с желанием не быть в «тягость»! Что еще хуже, во стократ!
– Я только, одного не могу понять. Хоть убей, не понимаю! Ты, что, подружилась с ней? Ты и с ней? Серьезно? Правда?! «Стокгольмский синдром», в «студию»? Или уже «эзопов комплекс», в «здании»? Если «да», то нет смысла «разглагольствовать» и «сотрясать воздух». Я просто, хватаю тебя и увожу отсюда. Потому, что у тебя «едет крыша», родная! Или уже, «съехала»? Мне тебя связать, для «полноты картины»? Чтобы ты никому не принесла вреда? По большей части, себе!
– Жень, это уже перебор! Она же страдает и мучается… – не выдержал Ник и поднял глаза на них.
– Мучается… Слышишь, малышка? Мучается! Он считает это, «таковым». И он, с*кин сын, прав! Он «угадал» это слово без единой буквы и «подсказки»! Зато, проср*л все предыдущие «раунды», как и Карина. Когда, не знаю, он или она, «прикрывали» твои синяки и раны. Когда, буквально тащили на себе «раненого бойца», «прихрамывающего» и «полноценно хромающего»… Придумывая на ходу, что-то вроде: «заснула, упала, очнулась – гипс!». Или это – твои «придумки»? «Дуря» голову ему