подавиться.
– Шенберг, как и ты, полагает, что убийца бросил ее живой. Смерть
наступила от обильной кровопотери. Множественные порезы на груди, шее, спине, бедрах.
– Смотри, как бы не стошнило…
– Я так жрать хочу, что мне это не грозит, – Глинский прикончил один
гамбургер и принялся за следующий. – Так, на чем я остановился?.. Кроме того, сто пудов – сексуальное насилие. Повреждения следующие…
– Дальше, – перебил его Зубов. Шенбергу он доверял как себе, а выслушивать отвратительные подробности – увольте!
– Обнаружена сперма мужчины со второй группой крови, что соответствует группе крови Рыкова, но если контакт с ним был добровольным и, по его собственному признанию, незащищенным, то сам понимаешь…
– Ясно. Но сие означает, что маньяк был в презервативе – странно, но не невозможно. Ладно, разберемся. Что-нибудь еще?
– Содержание алкоголя в крови – одна десятая промилле.
– Не бог весть сколько, – заметил Зубов. – Дальше!
– А дальше все интересатее и интересатее. В крови полно фентанила.
– Что?! – вскинулся Зубов.
Глинский достал из папки бумажку и кинул на стол перед Зубовым.
– Сам посмотри.
– Н-да, – Зубов почесал затылок, – Миша смог определить время введения наркотика? Он был введен внутривенно? Кстати, ампулу мы не нашли. Тот шприц от фентанила?
– Время пока не определил. Введен фентанил внутривенно, с первого раза, тем самым шприцем из мусорного ведра, – Глинский принялся за третий
гамбургер. – Так как она вся порезана, то эксперты не сразу заметили след от укола.
– Фентанил, – продолжал он, – вот почему она не кричала. Да еще скотч на лице. Хотя непонятно, зачем он на галстук заморачивался. Она наверняка пошевелиться не могла после такой дозы.
– Не, не так… – медленно произнес Зубов. – Скорее всего, он вколол ей
фентанил уже после того как изнасиловал. Иначе, введя наркотик, он бы
получил вялую куклу. Насильник, включающий музыкальное сопровождение, скорее всего, заинтересован в реакции жертвы – он хочет видеть страх в ее глазах, подавлять ее сопротивление, – пробормотал он. – Доел свою отраву?
– Почти, – пробубнил Глинский, торопливо дожевывая. – Звать Астахову?
– И немедленно, – произнес майор, пробегая глазами протоколы.
Катрин вошла в кабинет, по-прежнему в покрывале, обернутом вокруг бедер, и ковбойке. Солнечные очки и длинные пряди распущенных волос все еще скрывали ее лицо.
– Итак, мой черед? – спросила она грустно, усаживаясь в кресло. – Пожалуйста, покончим с этим побыстрее. Мне плохо.
– Я заметил, – кивнул Зубов. – Назовите ваше полное имя.
– Астахова Екатерина Дмитриевна.
– Род занятий?
– Преподаю иностранный язык, перевожу иногда…
– Какой язык? – мрачно спросил Зубов. Женщина равнодушно ответила:
– Английский,